Невеста по пятницам, или Семь пятниц на неделе

Валуа не растерялся – решил считать балансирующие движения Мариэллы согласием на танец, и, подхватив её за руку, повёл на середину зала.

Следующим кавалером, подошедшим к барышням, был Матис. Такой широкой улыбки Николетт ещё на его лице не видела. Августа тоже премило улыбнулась ему, однако принять приглашение на танец отказалась.

– А как же ваша Адель, милорд? Я полагала, вы будете весь вечер танцевать с ней.

Матис, похоже, был готов к отказу. Но сдаваться не собирался.

– Когда я повстречал вас, Августа, другие юные… эм… и не очень юные леди перестали для меня существовать.

На этом обмен репликами не прекратился, но внимание Николетт переключилось на Теодора, который подошёл следом и тоже с приглашением на танец.

Строгий парадный камзол поверх белоснежной шёлковой рубашки, ровно уложенные волосы, сдержанная улыбка – сегодняшний Теодор совсем не был похож на вчерашнего взлохмаченного в простой одежде, с которым Николетт выслеживала шпиона. Но, когда он прижал к себе и закружил по залу, волнение охватило не меньшее, чем когда она свалилась на него возле беседки. Хорошо, что это волнение мешало думать, а то бы Николетт пришла к совсем неутешительным выводам, что её увлечение хозяином замка набирает обороты.

Жар его ладони ощущался даже через ткань платья. Тёплое дыхание щекотало ухо, когда ему вдруг приходило в голову шепнуть ей какой-нибудь комплимент. Его взгляд то и дело бесцеремонно замирал на её губах, как будто он хотел напомнить ей о вчерашнем. Возмутительно приятные ощущения.

– Сегодня все ваши танцы – мои, – безапелляционно заявил Теодор, когда музыка закончилась.

– Почему?

– Потому что сегодня пятница и, согласно договору, я имею на вас полное право. Сегодня вы не только мой писарь, – беззастенчиво напомнил он, не торопясь выпустить её руку из своей.

Однако Теодору не удалось привести свою угрозу в действие. Не успела заиграть музыка нового танца, к нему подошёл Доминик и попросил на пару минут.

– Я ведь так и не успел поговорить с тобой о картине.

Николетт догадалась, что Доминик собрался просить сына уступить ему «Раннюю осень в лесу».

Пока мужчины разговаривали, произошёл ещё один инцидент. Запыхавшейся и засмущавшейся после танца Мариэлле Валуа принёс клубничного сока. Оба были так взволнованы, что передача стакана не прошла гладко. Сок оказался на платье сестры. Она замерла в растерянности, а Валуа вытащил из кармана платок и принялся тереть подол, от чего как подол, так и щёки Мариэллы становились всё краснее и краснее.

Николетт пришлось вмешаться. Она забрала сестру в свои покои переодеться. Но подобрать подходящий наряд не получалось. У них с Мариэллой были разные размеры и рост. Единственное платье, которое оказалось более-менее в пору, выглядело слишком буднично для бала. Пришлось смириться, что развлечения на сегодня для сестёр закончены.

Однако то, что произошло дальше, впечатлило сильнее, чем любое развлечение. В дверь постучали – на пороге показался один из слуг, Герасим. Он был очень смущён и расстроен. Перетаптывался с ноги на ногу и бормотал что-то невразумительное.

– Госпожа, извините меня, медведя неотёсанного… я ж не со зла… неловкий от рождения… – басил он покаянно, – Силушкой-то природа меня не обделила… но силу-то, её ж, соразмерять надо… Не серчайте, а?

Николетт видела, что слуга прижимает к груди какие-то бумаги, но совершенно ничего понять не могла.

– Герасим, что случилось?

Он вздохнул тяжело и выдал:

– Сломал я ваше приданое, госпожа, лось неуклюжий. Вот, – он протянул Николетт листы, которые прижимал к груди.

Она глазам своим не поверила. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это за бумаги. Но какое отношение они имеют к приданому???

 

 

Глава 46. Фамильный перстень

 

Глава 46. Фамильный перстень

 

Николетт пробежала глазами первые строки – да, это оно, продолжение истории любви лорда Фамилиена. Она так надеялась найти эти бумаги, но даже подумать не могла, каким образом они попадут к ней.

– Герасим, расскажи всё толком, по порядку, – попросила она переминающегося с ноги на ногу смущённого слугу. – Откуда эти листы?

– Госпожа, я ж не думал, что так получится, я ж не хотел… А она – хрясть… Не серчайте… – он рассматривал свои огромные пятерни.

– Герасим, по порядку, – взмолилась Николетт. – Что хрясть? Это ты о картине говоришь?

– О ней, госпожа, о той, на которой эта… корка тыквы полосатой. Большое искусство так тыкву-то намалевать, как оказалось. Он так и сказал: «Это шедерв!»

– Кто?