Теперь, когда Теодор и Матис остались вдвоём, можно было продолжить беседу, прерванную приходом портного. А говорили братья об общем деле. Николетт и Теодор решили не продавать рецепт Фамилиена на сторону, а организовать свою фабрику по производству самосветящейся краски. Матис решение поддержал и выразил готовность участвовать в проекте.
Это была уже не первая их беседа на эту тему. Братья есть братья – у них по многим вопросам сходились мнения. Оставалось только согласовать детали. Под конец разговора к ним смогла присоединиться Николетт. Она только что почаёвничала с отцом на балконе и светилась нежным румянцем и… свежей идеей:
– Я подумала, что краску на основе рецепта Фамилиена можно использовать ещё и для окраски тканей.
Теодор не удержался чмокнуть невесту в макушку.
– Умница! Представляю себе барышень в бальных платьях из самосветящегося материала. Как тебе идея, Матис?
– Бесподобно, – широко улыбнулся братец. Видимо, тоже представил себе эту картину.
Ну наконец-то, на его лице искренняя радость. А то в последние дни совсем приуныл из-за неудач с Августой.
– Наверно это будет особое удовольствие кружиться в танце со светящейся леди, – подмигнул ему Теодор.
– Какие танцы, тут некоторые леди даже на прогулку по парку не соглашаются, – снова загрустил Матис.
Николетт посмотрела на него с сочувствием. Женскую солидарность, конечно, никто не отменял, но искренние страдания братца трогали её сердце. Теодор это видел.
– Нужно что-то делать, – неожиданно заявила она.
– У тебя есть идеи? – Тео и Матис одновременно развернули к ней головы.
– Пока нет, но я обязательно что-нибудь придумаю, – пообещала Николетт.
Теодор не сомневался в успехе, если за дело взялась его проницательная, решительная, умная, авантюрная невеста, которая снова получила поцелуй в макушку. Её тёплые после чая с мёдом губы были, конечно, гораздо соблазнительнее, но Тео сдержался, чтобы не дразнить брата, который и без того находился в расстроенных чувствах.
Глава 56. Письмо
Глава 56. Письмо
Портниха всё колдовала и колдовала над нарядом. Прищипывала булавками материю то здесь, то там. Отходила, глядела, хмурилась. Искала совершенство – так она объяснила свои действия. Хотя Николетт не видела к чему тут можно придраться. Она пребывала в абсолютном восторге от своего нового платья, предназначенного для завтрашней церемонии – нежно-белого с серебристым отливом, лиф которого был сделан так искусно – будто состоял из лепестков множества мелких экзотических цветов.
Стук в дверь заставил брови портнихи ещё больше сдвинуться. Она не желала, чтобы что-то отвлекало от работы. Но из коридора послышался голос дворецкого, и Николетт позволила ему войти.
– Что ты хотел, Филимон? – поинтересовалась она из-за ширмы.
– Вам письмо, госпожа, – со свойственной ему безупречной дикцией ответил Филимон и прошёл к столу, чтобы оставить там конверт.
Письмо? От кого? Стоит ли говорить, что Николетт с трудом дождалась окончания примерки. Любопытство жгло.
Помучив свою нетерпеливую клиентку ещё с четверть часа, портниха таки нашла совершенство. Помогла Николетт переодеться и удалилась, пообещав, что к вечеру наряд будет полностью готов.
Николетт взяла конверт в руки и обомлела. Отправителем значилась Виталина Огюстье. Мама? Она не давала о себе знать много лет. Внутри конверта Николетт обнаружила лист, испещрённый ровными строчками. Глаза стремительно побежали по ним.