Я машинально обернулась, но за спиной никого не оказалось. Что это еще за хронис? И при чем здесь я?
— Как его зовут? — обратился мытарь к Этерну. — Очень плохо запоминаю имена.
— Проще не бывает. Имя хрониса — это всегда анаграмма имени его хозяина. Покажись, Аскан, или я тебя испепелю! — заревел Этерн.
Час от часу не легче. Опять у этих психов рецидив! Я невольно подалась назад. Под кожей во всем теле начался вдруг странный зуд, словно пробежали тысячи мурашек. И от меня отделилась серая тень. Я закричала от ужаса, потому что почувствовала такое опустошение, как будто изнутри в один миг извлекли все органы. Но через пару секунд это ощущение пропало.
А тень выросла и превратилась в странное существо. Больше всего оно напоминало большого, ростом с меня, кота, что стоял на задних лапах. Но вместо кошачьей морды у него было человеческое лицо, которое напоминало мое собственное. От ужаса я сначала оторопела, а потом громко и пронзительно завопила.
2.3
— Что это за бред? — горло сковало спазмом, я захрипела и закашлялась.
— Сама ты бред. Чего орешь? — существо помахало лапой перед моим лицом. — Я — твой хронис. Будем знакомы, наконец. Впервые за двадцать шесть лет совместной жизни.
— Мне двадцать четыре, — привычно соврала я, потому что ненавижу рубежи и переходы.
Двадцать четыре — в этой цифре есть какая-то особая пикантность недозрелости. Как у молодого яблочка. В двадцать пять яблочко еще красное и в самом соку. А вот год спустя ветка под ним начинает трещать, и пора уже ленивому садовнику сорвать и положить его в корзинку. Но так как мои садовники гуляют где-то на других аллеях, то я предпочитаю скрывать свой возраст.
— А мне десять, — скривился хронис. — Какой смысл врать мне, если я знаю каждую минуту твоей жизни? Потому что это я ее выторговал. — Я — хронис Аскан, твое личное время. К вашим услугам, Повелитель Времени и всех миров Этерн Златовласый! — он низко поклонился Этерну. — Да превратятся ваши секунды в минуты, минуты в часы, а часы…
— Что значит: выторговал? — перебила его я. — Время принадлежит всем!
— Ну да, а звезды прибиты гвоздями к небосводу, — огрызнулся хронис, продолжая при этом низко кланяться Этерну.
— Довольно, Аскан! — Этерн брезгливо поморщился и взмахнул рукой, жестом приказывая хронису выпрямиться. — Меня не интересуют церемонии. Твоя вежливость не скроет мерзкую и грязную душонку. И ты, Оксана, тоже помолчи! Я хочу знать, как ты, Аскан, посмел впустить в наш мир эту гадину хронофага и испортить время, которое рождаю я? Как ты посмел молчать и не доложить мне, что внутри твоей хозяйки растет паразит? — прогремел Этерн и схватил хрониса за горло.
Глядя на Этерна, я, наконец, поняла смысл поговорок: "Время хватает нас за горло", "Время поджимает". Видимо, эти пословицы придумали те, кто видел Этерна и на себе ощутил его гнев и привычку душить всех, кто ему неугоден.
— А что я мог сделать? — просипел хронис, часто моргая. — Пожирательница времени пробралась внутрь Оксаны, выросла, окрепла и вырвалась на свободу. Разве я мог ей противостоять? Как простой хронис может справиться с могущественным хронофагом? Они — высшая раса, а мы, хронисы, низшая.
— Простой хронис может просто сообщить нам, — прошипел мытарь и ударил хрониса.
Тот завопил, зажмурился и с закрытыми глазами зачастил:
— А если бы он, то есть, она, меня убила бы? Я ведь зависим от всех. Хронофаг угрожала убить Оксану, а без нее я тоже умру. Пощадите! Умоляю! — он жалобно замяукал, горько рыдая.
Этерн бросил его на пол, склонился над ним, опустился на одно колено, сжал кулак, замахнулся, но бить хрониса не стал. Лишь ударил несколько раз кулаком об пол, и весь зал содрогнулся. А хронис прижал кошачьи уши к голове и тоненько завыл.
— Он нам еще пригодится, — негромко сказал Мафхид. — Не трогай его, Этерн.
Этерн лишь молча кивнул. Шумно выдохнул, поднялся на ноги, отошёл к камину, сел в кресло и щёлкнул пальцами. В воздухе собралось крошечное облачко золотого песка.
— Стрелочник, — негромко позвал он.
— Да обратятся ваши секунды в минуты и часы, — послышался скрипучий голос.
И прямо из воздуха в зал шагнуло странное существо. Небольшого роста, около метра, оно было худое и изогнутое, как вопросительный знак. На тщедушном тельце болтался зеленый кафтан. Тощие ноги торчали из огромных деревянных башмаков. Непропорционально большая голова с оттопыренными ушами была словно прилеплена к тоненькой шее. Но самым невероятным было его лицо: широкое, плоское, с большими круглыми, как пуговицы, глазами, между которыми постоянно двигался раздвоенный нос, в точности напоминающий две стрелки на циферблате часов.
— Чего изволите, повелитель? — обе стрелки носа вопросительно взмыли вверх, подобравшись к самому лбу.
— Отведи Оксану в гарем, Хэц, — приказал Этерн. — Помоги привести себя в порядок и введи в курс дела.
Какой еще гарем? Он с ума сошел?
— Отчего же не отвести? Можно и отвести, если повелитель желает. Изволите сегодня ночью пригласить ее к себе? — шепотом осведомился стрелочник.
— Я подумаю, — буркнул Этерн. — Пока что, Хэц, отведи ее гарем.