Невеста рока. Книга первая

— Вы нужны мне, в этот уик-энд я не стану доводить до конца то, что намечала, — сказала она. — Я пошлю Гарри послание, что наша встреча откладывается.

— Ты не станешь делать ничего подобного, — отрезал маркиз, сотрясаясь в приступе кашля, с перехваченным дыханием. — Я запрещаю тебе делать это. Следуй своему плану, а затем придешь ко мне и расскажешь все. Я желаю узнать обо всем, прежде чем лягу в могилу.

И тут она, готовая разрыдаться, вскричала:

— О, не покидайте меня, Люсьен!

Он с необычной для него нежностью погладил ее золотисто-рыжие шелковые волосы и тихо произнес:

— Послушай, мой самый яркий и прекрасный бриллиант, я запрещаю тебе горевать обо мне, когда я умру.

— Ну как я смогу не горевать?! — с отчаянием в голосе воскликнула Елена. — Моя жизнь без вас утратит смысл!

— Полно тебе… вспомни все, чему я учил тебя, когда говорил, что надо сдерживать свои эмоции. Кроме того, ты станешь самой престижной вдовой в Англии. И я надеюсь… надеюсь, что ты найдешь себе мужа, с которым откроешь свою красоту всему миру. Это мое самое сокровенное желание.

Она подумала о руках Гарри, обнимающих ее талию, о его зеленых жаждущих глазах и о разрушающей любви, которую они испытали.

— Люсьен, я никогда не выйду замуж еще раз и никогда не покажусь в свете, где меня могут опозорить из-за моей негритянской крови, — с горечью проговорила она.

Маркиз сердито посмотрел на нее и сказал:

— Ты становишься болезненно впечатлительной. Позови ко мне Обри, мне надо продиктовать ему письмо.

Она вздохнула и поднялась. Когда вошел молодой секретарь, в ней не шевельнулось ни сострадания, ни тщеславия при виде его изменившегося лица. Может быть, когда-нибудь потом, подумала она с цинизмом, достойным ее учителя, она позовет несчастного мальчишку в свою постель и будет укачивать его светловолосую голову на своей груди, чтобы он не погиб от безнадежной любви к ней. Передавая ей письма и при этом случайно касаясь ее руки, он смертельно бледнел. Она знала, что он чувствовал при этом, бедняга! И девушка Фауна, и женщина Елена — обе вздрагивали, охватываемые желанием, от прикосновения руки любимого…

Люсьен был прав. Наверняка для нее лучше, если Гарри Роддни исчезнет из этого мира.

День расплаты приближался. Смерть ожидала, подобно волку, сидящему в засаде, и, тяжело дыша, облизывалась. Ее злобное дыхание проникало в опочивальню маркиза, наполняя ее дурным запахом, с которым не могли справиться пряные благовония и аромат духов.

Маркиз, неизменно насмешливый, решил разыграть прощальную шутку с несчастным секретарем.

В последнее время Обри крайне раздражал маркиза своим настроением и подавленностью, блуждая, словно грустная тень, за Еленой и делая ошибки в работе одну за другой. Такого Люсьен не прощал. Зная, что молодого человека снедает безнадежная страсть, он неоднократно советовал ему самым грубым образом найти утешение в объятиях другой дамы. Но эту идею Обри категорически отвергал. Несчастный молодой человек отчетливо понимал, что, пока он не удостоится расположения маркизы, ему никогда не удастся проявить свою мужскую отвагу по отношению к любой другой женщине.

После ухода Елены умирающий маркиз послал за Обри и со всей серьезностью сообщил ошеломленному молодому человеку, что госпожа маркиза смилостивилась и призналась в своей готовности ответить на любовь Обри.

— Ты доставишь мне огромную радость, если добьешься ее, — закончил маркиз; его запавшие глаза пристально разглядывали мрачное лицо молодого человека. На нем сейчас отражались одновременно страдание и радость.

— Но, сэр, сэр! — растерянно прошептал Обри, нервно теребя воротничок камзола и падая на колени перед постелью хозяина.

Из глубины подушек раздался приглушенный дьявольский смешок. Затем маркиз, раздираемый свирепым кашлем, прохрипел:

— Ступай… но не в ее опочивальню, а в китайскую гостиную, ту, что окнами выходит во дворик.

— Сэр… — нерешительно выдавил из себя Обри. Его мучили желание и страсть, и в то же время он был до предела изумлен таким попустительством со стороны старика. Он знал, что в прошлом хозяин развратничал, но чтобы опуститься до такой гнусности!

— Неужели вы заставите госпожу маркизу ждать, милостивый государь, — суровым тоном проговорил маркиз.

Обри Беркетт медленно приходил в себя. Бледный, трясущийся от возбуждения, он попятился из опочивальни, насыщенной зловещим запахом неизлечимой болезни. Он вытирал испарину со лба, когда пробирался по холодным коридорам к гостиной, носившей название китайской из-за ее обоев, расписанных изящными птичками и цветами, и лакированной мебели, обшитой атласом переливчато-синего цвета, который привезли из Пекина. В этой гостиной, как правило, принимали самых знатных гостей.