Обри Беркетт снова объявил цену. Теперь она достигла тысячи семисот гиней. И тогда герцог, с неприязнью глядя на Обри, сдался. Сейчас он пытался догадаться, кого представляет этот скромный молодой человек. Однако герцог не мог узнать в бородатом мужчине в маске, сидящем рядом с Беркеттом, самого маркиза де Шартелье.
Торг окончился. Фауна была продана.
Лопес ударил в гонг. Красный плюшевый занавес опустился. Слуги поспешно зажигали свечи в зале. Повсюду раздавались голоса, всех интересовало, кто истратил сколько денег, а также, какой огромный куш сорвали братья Лопес. Один джентльмен сокрушался по поводу того, что, похоже, мистер Фокс с лордом Гренвиллом[34]
все же проведут закон о запрете работорговли. Однако в центре внимания была безымянная девушка невиданной красоты. Счастливчик тот, кто ее приобрел!Люсьен де Шартелье обратился к своему секретарю:
— Деньги у тебя. Заплати Лопесу. А я пойду за девушкой.
Тем временем Фауна находилась в прострации под действием наркотика. Она лежала с закрытыми глазами на диване в маленькой комнатке, которую Лопесы использовали для разнообразных тайных сделок. Маркиз взял руку девушки и прощупал пульс. Он бился достаточно сильно. Холодные сардонические глаза маркиза с презрением разглядывали гнусные лица братьев и жирную физиономию миссис Клак.
— Не сомневаюсь, что вы продаете мне украденный товар, однако я не намерен ничего выпытывать, — произнес маркиз. — И сохраню сделку в секрете. Ведь я сам пошел на нее. Однако мне хотелось бы задать всего два вопроса. Есть ли среди вас кто-нибудь, кто мог бы рассказать мне о происхождении и воспитании этой девушки?
Миссис Клак присела в глубоком реверансе, благоговея перед аристократическим обликом этого джентльмена с черной бородой. Она настолько обрадовалась перспективе стать богатой, что стала сговорчивой.
— Мне кое-что известно… правда, совсем немного, ваша светлость, — проквакала она.
— Если не хотите, чтобы прежние хозяева напали на след этой девчонки и вцепились нам в глотки, будьте поосторожнее, не распускайте язык! — прошептал Лопес на ухо миссис Клак.
Люсьен заметил это и процедил сквозь зубы:
— Дайте этой женщине сказать, или я откажусь от покупки.
Лопес поклонился и отошел в сторону. Ему крайне не хотелось отказываться от свалившегося богатства.
Миссис Клак сообщила маркизу, что девушку привезли с Ямайки. Она родилась в Африке, отец ее ирландец, а мать — наполовину итальянка, наполовину африканка. Еще миссис Клак рассказала, что девушка весьма образованна, знакома с современной культурой, искусная вышивальщица и прекрасно владеет английским.
— И хочу заверить вас, ваша светлость, — добавила она трясущимися губами, — девушка невинна, как новорожденное дитя. За ней должным образом следили, и она стоит своей цены.
Чувствуя отвращение к толстухе, маркиз отвернулся от нее и произнес резко:
— Отнесите девушку в мою карету.
Спустя некоторое время все присутствовавшие на торгах покинули заведение Лопеса в Олдгейте. Здание погрузилось в темноту и тишину. На соборе Св. Павла[35]
пробил час ночи. Карета повезла по пустынным улицам маркиза, его секретаря и безымянную девушку к городскому дому Люсьена, расположенному близ Грин-Парка. Там они заночуют, а после доброго сна и завтрака возвратятся в Брайтлинси.Фауна спала, как ребенок, совершенно безучастная к своей судьбе; ее головка лежала на плече маркиза. Надушенные волосы касались его щеки. К своему удивлению и испугу, маркиз почувствовал, что взволнован. Он не ощущал ничего подобного с тех пор, как, утомившись после игр и забав, его маленькая дочка так спала на его плече. И он подумал: «Надо проследить, чтобы девушке не причинили вреда. Под моей крышей она получит должный уход.
Когда лошади заворачивали на Пиккадилли, из-под копыт полетели искры и рассыпались по булыжной мостовой. Фауна еще крепче прижалась к маркизу во сне. Сквозь дрему она пробормотала:
— Гарри!
— Кто этот Гарри, черт побери? — вслух проговорил маркиз. — Я должен это выяснить.
Глава 18
Вокруг стола в одной из комнат братьев Лопес сидели трое. Напротив них стояли бутылка портера и канделябр со свечами, которые уже почти угасли; стеарин, попыхивая, отекал, а тусклый свет отбрасывал на потолок зловещие тени собравшейся троицы, бражничающей за столом. Мигель Лопес время от времени похлопывал ладонью по желтому кожаному саквояжу, лежащему у него на коленях. Звон золотых монет напоминал приятную музыку. И еще кое-какие звуки раздавались в предрассветной мгле — бульканье трех жадных глоток, поглощающих спиртное.
Пьяный Мигель, однако, все время был начеку. Хуан же постепенно приходил в бесчувственное состояние. Миссис Клак, в расстегнутой кофте, с пунцовым от выпивки лицом, сидела, покачиваясь из стороны в сторону, неприлично расставив короткие толстые ножки. Из ее слюнявого рта вылетали невнятные звуки.
— Тысяча семьсот гиней, — бормотала она себе под нос. — Да это просто чудо… А все благодаря Доре Клак.