Вольпо молчал. Это молчание тяготило обоих. Вдруг целый сонм мыслей пронесся в порочном уме лорда Чейса, еще сильнее воспламеняя его идеей освободиться от Шарлотты. С той несчастной ночи, когда она упала с лестницы, он был вынужден уступать ей во многом, но еще сильнее ненавидел ее за это. А поймать ее на лжи, обвинить во всех смертных грехах, всячески опозорить, а потом избавиться от нее и при этом выглядеть невинной жертвой в глазах общества — это было бы воистину триумфом.
Он легонько коснулся слуги кончиком туфли.
— Ну и что ты предлагаешь, дурак? — спросил он. — Ну же, выкладывай свои идиотские предложения!
Вольпо совсем не обиделся. Он отлично знал лорда Чейса. И еще он знал, что если поможет милорду избавиться от жены, которая с самого начала была ему в тягость, то он не забудет его, Вольпо, и должным образом отблагодарит.
Он поднялся с колен и заговорил…
Глава 30
Спустя сутки Марши попрощались с Шарлоттой и покинули Клуни. Они должны были ехать, хотя Флер уезжала от подруги с очень большой неохотой. Но им с Певерилом надо было возвращаться в Пилларз; в любом случае, Шарлотта ожидала приезда в Клуни мужа с двумя младшими дочерьми.
К некоторому изумлению Шарлотты, в четверг в замке появился Вольпо, причем один. Он объяснил, что его светлость выслал его вперед и передал миледи письмо от хозяина. Оно было написано в самых любезных тонах. Милорд спрашивал, не могла бы Шарлотта отпустить свою личную служанку в Лондон, чтобы забрать Беатрис и Викторию.
Шарлотта с удивлением прочитала письмо мужа. Как все это непохоже на Вивиана, подумала она. Однако она приняла все как должное и только обрадовалась, что за остальными девочками поедет Гертруда. Она с огромным облегчением приняла известие, что ей больше не придется видеть угрюмое лицо мерзкой Нанны, которая с каким-то садистским удовольствием разлучала ее с Элеонорой.
Шарлотта даже слабо улыбнулась Вольпо, который привез ей от милорда великолепный букет оранжерейных гвоздик. И постаралась убедить себя, что слуга ответил ей искренней улыбкой, а не угрожающей ухмылкой, от которой ее всегда бросало в дрожь.
Она отослала Гертруду на вокзал, чтобы та отправилась полуденным поездом в Лондон; затем наведалась в магазин игрушек в Харлинге и купила там две красивые куклы для Беатрис и Виктории. Элеонора ездила с ней.
— Нам надо как следует встретить твоих любимых сестричек, — весело сказала Шарлотта старшей дочке.
Элеонора очень старалась порадоваться вместе с матерью, но в ее нежном маленьком сердечке занозой сидело тайное желание, чтобы папа и две ее сестренки никогда не возвращались в Клуни.
Этим вечером Шарлотта поужинала рано. Затем, немного поиграв на фортепиано, отправилась спать.
До чего спокоен и тих огромный дом без Вивиана и обычной компании его неугомонных друзей, которых он так любил приглашать сюда. Сладостное спокойствие и умиротворение! Сейчас Шарлотта благодарила Господа и за то, что вокруг нее не суетится Гертруда, что она осталась одна в своей спальне и сама заботится о себе.
Вновь почувствовав себя окрепшей, она разглядывала свое отражение в псише[43]
. В длинном пеньюаре из белого кашемира, украшенном кружевами по воротнику и манжетам, она выглядела высокой и стройной. Ее лицо сильно похудело, и она больше не казалась такой юной, как раньше. В свои двадцать семь лет она смотрелась вполне зрелой женщиной, с печальной серьезностью во взгляде и линиях рта. Тем не менее весь ее облик вновь обрел былую красоту, а страдания, которые она претерпела за последнее время, добавили ее внешности утонченности и благородства.Из зеркала на нее смотрели большие проницательные глаза; они казались ей глазами какой-то незнакомки. Она с трудом верила в то, что некогда была Шарлоттой Гофф, маленькой девочкой, учившейся, сидя на коленях Элеоноры Чейс, и слепо боготворившей Вивиана, словно молодого бога.
Уже лежа в постели и почти заснув, она услышала скрип приближающейся кареты на подъездной аллее и лай собак.
Шарлотта всегда спала чутко, и сейчас сразу уселась на кровати, зажгла спичку и поднесла ее к свече, стоящей в серебряном подсвечнике. Она прислушалась. Сердце ее учащенно забилось.
И снова раздался лай собак, а затем — мужские голоса и стук в дверь.