— Короля, который предпочитает своей стране чужие земли, а править оставляет других? — Шинид подняла меч острием вверх и медленно пошла вдоль берега к тропинке, ведущей наверх, в замок. — Открой глаза свои, закрытые англичанами, Пендрагон, и посмотри на меня.
Он схватил ее за руку.
Он был почти готов к тому, чтобы почувствовать ожог, но боли не было, просто появилось ощущение, будто ладонь его пронзил мощный поток таинственной энергии, и энергия эта исходила от Шинид. Кожа занемела, по ладони побежали мурашки, сердце подскочило в груди, дыхание перехватило. Было так, словно он, не останавливаясь, бежал от самого Гленн-Тейза.
Коннал отдернул ладонь.
— Что ты сделала? — Он окинул взглядом ее лицо, такое изумительно красивое.
Шинид брезгливо поджала губы.
— Ты уже готов обвинить меня в том, что я наслала на тебя порчу. — Она крепче сжала рукоять меча. — Я теперь не та своевольная и глупая девчонка, Пендрагон, но ты, судя по всему, не слишком поумнел с тех пор. Хотя, — она на миг опустила взгляд на рукоять меча, — во всем остальном с тобой произошла разительная перемена.
— Какого дьявола все это значит? — рявкнул он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Говори что хочешь, Шинид, оскорбляй, если не можешь без этого. Я привык.
Она окинула его медленным взглядом: его английский наряд, его английский меч, он и держался как настоящий англичанин. Сердце ее заныло от боли.
— Ты даже говорить стал, как они, — печально прошептала она. — Я выбрала себе судьбу, рыцарь. Я знаю, в чем мое предназначение, и буду бороться за то, чтобы его исполнить. Никто не может приказать мне, за кого выходить замуж и с кем ложиться в постель, и уж тем более мне не указ король, у которого не хватает ума даже на то, чтобы посетить ту страну, которую он завоевал.
Коннал не стал вдаваться в бессмысленные пререкания по поводу того, что приказ короля — закон для любого из его подданных.
— Этой страной правит брат короля, принц-регент.
— Можно подумать, ты не знаешь, сколько бед он натворил на этой земле! Ирландия для него что игрушка для неразумного мальчишки! А страдать приходится нам.
— Я здесь для того, чтобы страданий у вас поубавилось. Шинид усмехнулась, соболиная бровь приподнялась в насмешливом недоумении.
— Неужели, Пендрагон? На чьей же ты теперь стороне: на стороне моей Ирландии или твоей Англии?
Он побледнел, словно ему дали пощечину.
— Ирландия — моя родина.
— Если это так, то почему должно было пройти тринадцать лет, чтобы ты вернулся сюда? Да еще с приказом короля!
Коннал не мог оставаться равнодушным к той горечи, что прозвучала в ее вопросе. Сейчас она напомнила ему мать, которая произнесла почти те же слова, когда он приехал навестить ее в Донеголе. Но у него были серьезные причины чтобы не стремиться домой. Слишком острой болью и стыдом отзывались воспоминания о событиях тринадцатилетней давности. Уже тогда он поклялся себе, что никому не расскажет о пережитом унижении. Чтобы избыть свой стыд, он готов был весь остаток жизни провести в битвах.
— Я был… занят, — только и сказал он.
— Вот как, — протянула она, пристально глядя на него. — Занят — чем? Насаждением своей веры неверным? Убийством ради несметных богатств мусульман? И так же ты намерен поступить с моим народом, действуя от имени короля?
Шинид всегда умела задеть самую больную струну. Коннал едва сдержался, чтобы не нагрубить ей. Он шагнул к ней и могучей скалой навис над хрупкой девушкой.
— Я рыцарь короля Ричарда, Шинид. Мой долг действовать по его приказу и от его имени. И такие, как я, служат залогом мира!
— Я не так наивна в политических вопросах, как тебе кажется, Пендрагон. Ты ненавистен мне не сам по себе. Мне ненавистен человек, что скрывается за щитом и мечом другого и забывает, откуда он родом!
— Я беспристрастен. Моего в Ирландии почти ничего не осталось, — ответил он сдержанно.
— Вы слишком самонадеянны, сэр. Вы покинули родину ради англичан, в то время как я оставалась здесь, всеми силами стараясь сгладить тягостные последствия правления английских наместников. Теперь вы вернулись, чтобы забрать то, что я считаю своим. — Она приблизила к нему лицо, и глаза ее вызывающе блеснули. — Этому не бывать! Никогда! — Она повернулась к нему спиной и стала подниматься на замковый холм, используя меч как трость.
— Шинид!
Она не оглянулась. Походка ее была плавной, она словно парила над снежной равниной.
— Все решено, Шинид. Антрим принадлежит королю.
— И ты тоже, — эхом откликнулась Шинид.
Коннал мрачно усмехнулся и начал подниматься следом. К своим товарищам, поджидавшим его на вершине холма.
— Похоже, и тут промашка вышла, — философски заметил Гейлерон, подавая Конналу поводья его коня.
Коннал бросил взгляд в сторону женщины, идущей под снежной сенью деревьев, и невесело произнес:
— Напротив, я ожидал худшего.
Но сам он прекрасно понимал, что Шинид просто ждет удобного момента, чтобы одержать над ним верх. Она стала мудрее и не говорит всего, что у нее на душе. Она научилась скрывать свои чувства. Она овладела искусством владеть собой едва ли не лучше, чем он сам.
Коннал вскочил на коня и огляделся.