Невеста рыцаря

— Что еще ты знаешь? — спросил он, но она промолчала в ответ. — Шинид, я чувствую твою озабоченность, твой страх. — Он не просто чувствовал это, он ощущал металлический привкус страха во рту. Коннал взял ее лицо в ладони. — Я должен защитить тебя и… только не говори, что ты не нуждаешься в моей защите! — рассердился он, догадавшись, что она хочет что-то сказать. — Мы уже видели, что может произойти, когда я рядом, и твое колдовство здесь не поможет.

Рука его коснулась затянувшейся раны у нее на плече. От нее остался лишь багровый полумесяц. Сердце его помнило страх и отчаяние, что владели им всего пару дней назад, когда она умирала и лежала чужая, нездешняя, уже почти в другом мире. Этот опыт оставил неизгладимый след в его сердце, насечку, пробившую панцирь, прорезь, от которой потом пошли трещины в броне. Шинид значит для него больше, чем его женщина, больше, чем невеста, выбранная королем и долгом. Она была второй половиной его сердца. И это его беспокоило, ибо взять ее так, как муж берет жену, означало открыть себя ей, а Коннал еще не был готов к таким порывам.

Шинид тревожно всматривалась в его глаза, ища в них ответ на давно мучивший ее вопрос о доверии. Сердце ее томилось желанием освободиться, она так хотела поделиться с ним той частью себя, которой не знал никто.

. — С детства мне снились вещие сны, — сглотнув комок, начала она. Выражение его лица осталось прежним. — Когда мать забрала у меня волшебный дар, сны прекратились и какое-то время я жила спокойно. — Шинид натянула простыню на грудь. — Только один раз я захотела, чтобы они ко мне вернулись.

— Сны могли бы подсказать тебе правду о Маркусе, о том, что он способен тебя обидеть. — Будь его воля, Коннал задушил бы этого негодяя своими руками.

Шинид кивнула:

— Я вижу один и тот же сон о тебе с тех самых пор, как ты ступил на ирландский берег. — Она отвернулась, испугавшись, что, рассказывая ему о своем сне, подвергает его жизнь еще большей опасности. Но если он не будет знать, что ему грозит, разве не в большей опасности окажется его жизнь? Шинид заставила себя посмотреть Конналу в глаза. — И каждый раз в моем сне ты погибаешь.

Голос ее сорвался, разбился на осколки, и осколки эти, словно острые жала, вонзились в него.

— Такое вполне возможно, — осторожно протянул он, — если вспомнить, с какими сильными врагами мы имеем дело. И учитывая то, что я почувствовал, когда прибыл сюда.

— Если кто-то хочет заполучить меня, то прежде они убьют тебя, Коннал!

— Ты не должна страдать из-за того, что еще не случилось.

— А если, предупредив тебя, я приблизила твою смерть?

— Разве ты не понимаешь? — терпеливо, как маленькой, начал объяснять он. — То, что ты рассказала мне, может только помочь.

— Меч вошел тебе в бок, — она коснулась того места, где в ее сне клинок прорезал плоть, — и ты умер.

Вот почему ей было так важно знать, куда его ранили. Еще тогда, в Гленн-Тейзе, она спрашивала его об этом.

— И я ничего не могла для тебя сделать!

Он смотрел ей в глаза. Слезы, несдерживаемые, текли у нее по щекам. Она плакала беззвучно. Коннал обнял ее, усадил к себе на колени, и она прижалась к нему, как испуганный зверек.

— Я не могла помочь тебе, — плакала она. — На мне запрет: я не могу тебя заколдовать. Над тобой моя магия бессильна! — Шинид подняла руку, кивнув на серебряную цепочку на запястье. — Моя мать наложила на меня этот запрет. Я ничего не могу для тебя сделать.

Коннал сдвинул брови.

— И этот запрет наложен навечно?

— Да. И если я нарушу его, то обману память предков. И скорее всего она лишится своей волшебной силы, подумал он.

— Но если я почувствую, что, нарушив запрет, помогу тебе, я сделаю это не задумываясь.

Он был глубоко тронут ее готовностью пожертвовать всем ради любви к нему, но отдавал себе отчет еще и в том, что, властны или не властны над ним ее чары, это ничего не изменит.

— Это ведь еще не все, правда? — ласково произнес он, поглаживая ее обнаженную руку. Чувствовать ладонью ее кожу было приятно вдвойне: это возбуждало и одновременно успокаивало.

— Меч. Он мне не знаком, я лишь видела, как он входит в тебя. — Шинид сглотнула вязкую слюну. Силой воображения она вернула ужасную картину, и с ней вернулись панический ужас и боль. — Я не могу разглядеть, кто его держит, он находится вне поля моего зрения, или я не помню его, но знаю: в этом сне есть что-то, что я должна увидеть.

— Любой меч опасен, и я буду очень осторожен с каждым из них.

Шинид оттолкнула его:

— Ты надо мной смеешься!

Шинид попыталась вырваться и слезть с его колен, но он ее не отпустил.

— Я не смеюсь над тобой. Но это ничего не меняет. Мы оба знаем, что кто-то хочет остановить нас, а мы уже почти завершили то, ради чего предприняли это путешествие.

— Значит, мы едем в Англию?

— Да.

От этого ей не стало легче, ибо она знала, что беда следует за ними по пятам.

— Ты не поедешь к Рианнон, как хотел?

Она почувствовала, как он напрягся. Он отстранился; если бы он не боялся ее обидеть, он бы ее оттолкнул. Она прикоснулась к его лицу, осторожно повернув его к себе.