Невеста с Бесовского места

– Ты должна заявить в милицию, – произнес мужской голос, в котором я без труда опознала Скворцова. Так вот кого имел в виду Захар!

Голос женщины также был узнаваем, хотя она старалась говорить шепотом:

– Мне не поверят. – прошелестела Татьяна.

– Не важно. Зато на нее обратят внимание и, возможно, это ее остановит. Нужно было сделать это еще тогда, когда погибла Соня.

– Это был несчастный случай!

– Ну, конечно! Как бы не так! Вспомни рисунки, которые ты мне показывала за неделю до «несчастного случая»! Вам тогда повезло, что девчонка оказалась детдомовской, сейчас это не прокатит. Немедленно звони в милицию иначе, поверь мне, случится страшное.

– Оно уже случилось и … Я не могу. Она член моей семьи.

Мужчина сдавленно засмеялся:

– Этот член семьи сломал тебе жизнь! Из-за нее ты столько лет терпела хамство своего мужа и кормила меня обещаниями. Как ты считаешь, на сколько еще хватит моего терпения?

– Прости меня! Осталось совсем немного! Я чувствую, что все скоро закончится. Я не могла ничего сделать раньше, ведь она была так к нему привязана!

– Ее привязанность убила его, если ты забыла.

– О, нет!

– Да, моя дорогая! Сколько раз я предлагал тебе бросить все и уехать со мной? Но мои чувства ничто по сравнению с тем, что творится сейчас. Она начала убивать!

– Она не ведает, что творит. В таком возрасте…

– Не надо все валить на возраст! Вот увидишь, она и до тебя доберется.

– Никогда! Ты жесток! – В голосе Татьяны зазвенели слезы, она всхлипнула, зашуршала трава под ее ногами. Мужчина постоял еще немного, потом негромко выругался. Затрещали кусты, когда он выбирался на дорожку, потом шаги удалились, а я осталась стоять, так и не убрав руку с оконной рамы.

Близкие отношения Скворцова и Татьяны, да еще давние, оказались для меня большим сюрпризом: меньше всего этот тип походил на героя-любовника. Хотя много ли надо затюканной жене Сальникова? Пара незамысловатых комплиментов и женщину просто смело с тропы супружеской добродетели.

О ком они говорили? Мне показалось, что оба прекрасно знали, кто стоит за всеми убийствами. Несколько раз они повторили «она». Так же сказала и Лилибет: «ОНА мне велела». И Елена Шутова… Кто же эта таинственная «она» и почему никто не может остановить преступницу? Ну ладно кукла, ей, скорее всего, управляют, но люди? Им-то что мешает? Похоже, Скворцов уверен в том, что убийства не прекратятся. В принципе, он прав: Елена стала уже третьей жертвой, хотя вряд ли он об этом знает.

Вспомнив о Елене, я устыдилась: вот растяпа, бросила тело несчастной в парке! Нужно немедленно сообщить о случившемся. Но кому? Позвонить в милицию? Вряд ли меня одобрят хозяева, если я без их ведома вызову в дом ментов. Так за чем дело стало? Нужно поставить в известность хозяев, а там пусть сами решают.

Татьяны в спальне не оказалось. Отчего-то я решила, что после ссоры с любовником она вернется в дом, но ее нигде не было. Распахнув очередную дверь, я с опозданием сообразила, что это спальня Розалии Львовны.

Старуха лежала на кровати, запрокинув голову. В первую секунду я испугалась, мне показалось, что она не дышит, к тому же ее лицо с закрытыми глазами выглядело совершенно бескровным, тонкие губы бледными, даже голубоватыми. Справившись с робостью, я решилась войти, заставила себя приблизиться к изголовью и чутко прислушаться.

Старуха дышала. Едва слышно, но ровно, а значит, она всего лишь крепко спала. Я несколько раз окликнула ее, даже легонько потрепала за плечо, но разбудить не смогла. Наверное, та приняла перед сном снотворное, старики вечно маются бессонницей.

На полу возле кровати что-то белело. Я нагнулась, почти машинально подняла лист плотной бумаги, перевернула его, не ожидая подвоха, опустила глаза и сдавленно вскрикнула: это был рисунок. Определить автора было нетрудно. Кроме узнаваемой манеры художника, рисунок выделялся сюжетом. Одного взгляда хватило, чтобы волосы встали дыбом: это была подробная иллюстрация к событиям, от которых меня до сих пор бил озноб.

Ночь. Гроза. Увитая плющом стена старинного дома. На земле – окровавленное тело худой женщины с черно-рыжими волосами, ноги ее переломаны, осколки костей прорисованы особенно тщательно, так же, как и костюм медсестры, утрированно-театральный, с большим красным крестом на груди. Окно на втором этаже распахнуто настежь, ясно, что за раздувающимися от ветра занавесками кто-то стоит. Лицо человека скрыто в тени, но очертания, длинные волосы и горящие глаза не оставляли сомнений – передо мной портрет Лилибет в момент совершения убийства.

Все встало на свои места. Тот, кто нарисовал это, должен был присутствовать на месте преступления. Даже сейчас, даже мысленно я не могла заставить себя произнести это имя. Подобное не укладывалось в голове. Это было чудовищно, но никакого другого объяснения просто не существовало.

Я выскочила в коридор, достала мокрыми от пота пальцами телефон из кармана, схватилась за телефон и набрала знакомый номер. Каждый гудок сверлом ввинчивался в мой мозг. Паника нарастала.

Наконец трубку сняли.

– Слава богу! – воскликнула я, услышав Алкин голос.