Профессор, разумеется, по трудам именитых египтологов знал, что будет именно так, но все же он с тайной надеждой ходил вдоль стен и светил факелом. Вдруг что-нибудь да откроется и его пытливому взору, что осталось незамеченным предшественниками? Бедуин-проводник расположился в углу, Петя повалился рядом совершенно без сил. А Лавр принялся устанавливать аппарат и делать долгожданные снимки. Аристов тоже с любопытством ходил вдоль стен, рядом с Соболевым.
Воздуху не хватало, в голове стучало и шумело, сердце бешено колотилось, но Соболев был совершенно счастлив. Вдруг раздался такой оглушительный грохот, что профессор подпрыгнул на месте. Петя тоже подскочил с жалобным испуганным криком, а Лавр, чертыхаясь, уронил штатив, да слава богу, ухватил аппарат. Только Егор сразу понял, что это за звук. Все четверо с ужасом обернулись к проводнику, который продолжал сохранять невозмутимый вид, и только от его старого ружья, которое он зачем-то тащил за собой всю дорогу, медленно уплывал дымок. Оказывается, существовал местный обычай приветствовать иностранцев, добравшихся до царской гробницы, выстрелом из ружья. Эффект получался сокрушительный! Выждав секунду, пока пройдет испуг, проводник запел торжественную песню с серьезным и величественным видом, созерцая который, невозможно было удержаться от смеха.
Обычно в «программу развлечений» путешествующих входил еще и трюк с поиском древностей. Вдруг бедуин находил где-то в уголку черепок или еще что-нибудь и предлагал неискушенному туристу. Понятно, что все это было заготовлено заранее, но как обставлено! Из самой пирамиды Хуфу! Однако с профессором этот жалкий фокус не прошел, но тот был щедр и не обидел бедуина, наградив его монетой при расставании.
Из гробницы фараона двинулись в склеп царицы. Эта комната оказалась совершенно пустой, с гладкими мраморными стенами. Дальнейший путь привел к таинственному колодцу.
– Что там? – заинтересовался профессор.
– Никто не знает, – коверкая английские слова, ответил проводник. – Никто из иностранцев, которых я сопровождал, никогда туда не спускался, не пытался и никто из арабов.
– Но ведь дно-то у него есть? – спросил Аристов.
– Нет, это бездонный колодец! – последовал уверенный ответ.
– Не может быть, у всего есть конец! – строго заметил Соболев.
И все уставились в темноту колодца, пытаясь разглядеть что-нибудь.
– А вот мы сейчас и поглядим, есть ли там конец, и где он! – Аристов быстро и ловко обмотал себя веревкой, прихваченной на всякий случай, и дал ее в руки своим спутникам. Он начал спуск, упираясь ногами в стены колодца, и обнаружил там тоже выемки для ног. Спуск продолжался долго, темнота окутывала Егора, все так же не хватало воздуха, а конца все не было. Отверстие наверху потихоньку уменьшалось, таяли и силы Аристова.
– Ну что, что там? – нетерпеливо кричали сверху.
– Ничего, пока ничего, – едва отвечал Егор, который уже изнемогал.
– Вот что, голубчик, давайте-ка вы назад! – приказал профессор, и они начали тянуть Егора вверх.
– Так вы добрались до дна? – спросил проводник.
– Нет, – Аристов отер лицо платком.
– Я так и думал, – лукаво заметил бедуин. – Его там и нет!
Когда Егор выбрался наверх и упал без сил, Лавр не удержался и бросил вниз сначала камешек, а потом и горящий факел. Долго ждали стука камня, да все понапрасну. Факел тоже светил, мерцал, а потом потух, но разглядеть чрево пирамиды, преисподнюю не удалось.
Уже потом, когда вся компания ползла назад, проводник остановился и спросил Соболева:
– Господин, если бы вы могли подняться в воздух и двигаться все выше и выше, нашли бы вы там конец?
Соболев остановился в изумлении от философствования неграмотного феллаха.
– Возможно, что и нет.
– То-то и оно! – торжествующе заключил проводник и пополз вперед.
Глава 18
В ожидании спутников дамы не скучали. Они расположились на широких каменных блоках-ступенях и, прикрываясь широкими шляпами от солнца, созерцали окрестности. Внизу копошились иные туристы, рядом высилась еще одна каменная громадина, а вокруг – песок, песок, песок.
Зоя поначалу чувствовала себя немного скованно в обществе Серафимы Львовны. Ей очень, очень хотелось нравиться этой женщине, добиться ее материнской любви и нежности. Госпожа Соболева необычайно интересовала Зою. Как можно быть матерью взрослого молодого человека и выглядеть так, словно тебе двадцать пять, ну от силы, тридцать лет? Как можно всю жизнь прожить с таким строгим, неласковым, суровым мужем и при этом казаться совершенно счастливой? А Зоя была наблюдательна, она сумела разгадать характер профессора, скрытый под маской светской любезности. Неужели Серафима была в него влюблена?