Невеста Сфинкса

Пришлось двигаться с большой осторожностью по подземным галереям, залам. Воздух, как и в пирамиде, оказался спертым. Дышать в какой-то момент казалось совершенно нечем. Посетили несколько гробниц. Серафима Львовна уже совершенно изнемогала. Сидя в тени нависающей скалы, она подставляла лицо ветру, ища хоть какую-то прохладу, да все напрасно. Подоспевший Аристов вылил немного воды прямо ей на голову. Прощай, аккуратная прическа, но это лучше, чем обморок от избыточного тепла.

– Это, господа, еще не так страшно, – усмехнулся Северов, натягивая вытертую шляпу совсем на нос. – Нынче март, а вот в конце лета, доложу я вам, так в три раза жарче будет!

Песок и солнце, чудовищная, неведомая северному человеку жара, магия смерти, облаченная в прекрасные нетленные одежды, все это заворожило Серафиму настолько, что она казалась не в себе. Будучи почти в обмороке от жары и духоты, она все же замечала первые акты трагедии, которая разыгралась на ее глазах.

Зоя, придя в себя после кошмарной встречи с чудовищем, теперь все внимание отдавала своему спасителю. Даже Аристов, который до этого хранил вежливую холодность и некоторую отстраненность, крепко пожал руку Лавру и предложил быть ему добрым товарищем.

Незадолго до начала плавания по Нилу, еще в гостинице в Каире, Лавр, не скрывая иронии, которая так модна в разговоре среди столичных щеголей, полюбопытствовал у Аристова, отчего он не рассказывает в красках о своих военных подвигах, не похваляется ранами. Так, в представлении Лавра, должны вести себя все герои, ищущие приключений.

– Оттого, сударь, что я не герой, ищущий приключений, как вы изволили выразиться. И вовсе не праздная скука жизни отправила меня в Африку, а исключительно обостренное чувство справедливости и желание успеть сделать в жизни хоть что-нибудь полезное и значимое. Ну не гожусь я для просиживания штанов в кабинетах, не желаю всю жизнь свою скрипеть пером и попусту молотить языком. А то, что не развлекаю вас побасенками, так это потому, что, извините, не расположен подлинные страдания, воинскую доблесть и военное братство разменивать на пошлые застольные беседы!

Сказано это было таким суровым и жестким тоном, что Лавр, привыкнув к витийству петербургских салонов, казался смущенным. Он отошел от Аристова и с той поры взирал на него с некоторым почтением и страхом, хоть тот и приходился ему ровесником. Что касается Пети, так тот и вовсе робел в обществе Егора Федоровича, полагая, что в глазах этого мужественного человека выглядит маменькиным сынком. И вот, как на грех, приключилась история с бегемотом. И надо же такому случиться, что именно накануне его разобрал пошлый недуг, и только он успел соскочить с горшка, как услышал выстрелы и крики. Хорош герой, нечего сказать, без штанов! Зоя на него и не смотрит теперь.

Только к вечеру, когда путешественники уже вернулись на бот и наступила ночная прохлада, Серафима Львовна окончательно пришла в себя и обнаружила рядом свое несчастное дитя. Мать и сын всегда были так близки, что подчас не приходилось ничего объяснять. Петя только всхлипнул разок, а мать уже обхватила его голову и покрыла поцелуями.

– Полно, полно, милый! Так бывает, и ничего в этом страшного нет. Изволь понять, что Зоины чувства оказались очень непрочными, улетели, как ветерок, исчезли, как рябь на воде. И стоит ли тогда убиваться об этом? Пусть себе резвится!

– Ах, маман! Я так ее люблю! Мне так обидно, я был так глуп, так нелеп!

– Полно! Неужто ты бы и впрямь прыгнул в пасть чудовищу? Да он разорвал бы тебя в тот же миг! Да и плаваешь ты неважно. – Серафима Львовна гладила сына по загорелому лицу и любовалась его ангельской красотой, большими влажными карими глазами, упругими кудрями. – О чем ты плачешь, милый мальчик, у тебя впереди будет много любви и счастья!

– Лучше бы я погиб, но погиб как герой, защищая свою любовь! – продолжал стенать Петя.

– И сделал бы меня глубоко несчастной! – Мать снова притянула сына к своей груди. Он всхлипнул еще разок-другой и вскорости затих, убаюканный мерным шелестом воды за бортом и легким дуновением ветра.

Серафима Львовна утешала сына и недоумевала. Зоя по-прежнему ей нравилась. Ее ветреность и непостоянство совершенно не вызывали материнской неприязни. Женская сущность юного создания нашла отклик где-то в самой глубине души Серафимы Львовны. Что же это? Что за странные струны вдруг натянулись и заныли. Что за неведомые жаркие волны подкатывают к самому горлу? И вот уже Зоя совершенно ни при чем, а нечто иное, опасное, непонятное тревожит, томит, манит…

Глава 22

Уже собирались отплывать, как обнаружили, что Северов пропал. Аристов предложил тотчас же, не дожидаясь и не предпринимая поисков, отправляться и забыть о подозрительном попутчике. Серафима Львовна горячо его поддержала.