Куда ты ведешь меня, моя память? Почему другие так легко забывают все, что хотят забыть, а я педантично выковыриваю из твоих потаенных подвалов серые брянские рассветы, когда я, просыпаясь, улыбалась, уверенная, что мне приснились все эти рожи, болезненно похожие на горячие хуи. Потом до меня доходило, что надо вставать и умываться, а потом краситься, или это разум погружался в очередной блядский сон, а жизнь оставалась прозрачной, как зимний лес у меня дома, и столь же холодной и чистой. Наверное, я какая–то порченая, ведь на кухне смеются и Марина, и Света, и даже Валя, томная в своем любовном похмелье.
Кто–то дает мне чашку горячего сладкого чая. Я с жадностью пью, запрокидывая уже пустую, языком цепляю лимон и высасываю остатки кислого сока. Неужели это Валя догадалась? У нас не было лимона, я помню, нет, это дурачок, новый охранник, который всегда ходит в белом. Выпендривается. Белые рубашки, сколько их у него? Белые свитера, пиджаки, куртки, девки хихикают, что во всем Брянике такого тронутого не сыскать. И на наше счастье такое чмо нас охраняет. Ох, быть подставе из–за него…
Вдобавок Вадим Флексер был еврей. До этого я видела евреев только по телевизору, и в принципе, знала о них только то, что знают все: это лукавый жадный народец, который никогда не работает там, где тяжело, а норовит устроиться на теплые местечки.
Ну, меня это мало колыхало, местечко–то охранника теплым по-любому не назовешь, горячее оно, и было интересно, как этот Вадим справится с ролью нашего защитника. И в первое время — новичкам везет — подставы исчезли совершенно. Но когда–нибудь заканчивается любой фарт: нас остановил милицейский патруль.
В таких ситуациях самое нелепое — это изображать невинность.
Ушлые менты все брянские экипажи знают, а если не знают, то по рации пробьют за пять секунд. Вопрос в том, какое у них настроение. В игривом они тянут девочек на служебный перепихон, а в более деловом тянут деньги. Если же упрямиться и не давать денег, потому что ничего не нарушали, менты все равно найдут на нас управу, поскольку в нашей беспредельной стране они и есть закон.
Вадик выскочил к патрулю, отозвал старшего, пошептался с ним, и я увидела, как они засмеялись, после чего Вадим снова занял переднее сидение и мы снялись с места.
— Что, едем к ментам? — голос у Марины всегда злобный, когда ее кумарит.
— Кто сказал? — Вадим оборачивается к нам. Его карие глаза грустны, как обычно, но сухие губы улыбаются.
— Что ты им говорил? — интересуюсь я.
— Им–то? — Вадим прикурил сигарету и глубоко затянулся. — А сказал, что начальник городского СОБРа вас в баньке поджидает.
— И они поверили?
— А чего ж не поверить, если я выучил его имя-отчество с фамилией. Вполне достоверно звучит. Правда, на один раз. — Вадим снова глубоко затянулся. — Важно самому поверить в то, что говоришь, и тогда другие тоже поверят. Метод Станиславского — проверено, — он был доволен собой, а я тоже была им довольна, потому Кузьма никогда бы не додумался до такого — выучить данные ментов и нагло водить их за нос, прикрываясь их же начальством!
Вообще, у Вадима впалые щеки, а рот похож на красную трещину между длинным тонким носом и вытянутым подбородком с ямочкой. Его лицо напоминает мне помесь месяца, каким его рисуют в детских книжках и посмертный портрет Владимира Маяковского. Что касается остального, то Вадим длинный и очень худой.
— Выходите, красотки, — мы остановились у длинного дома, адрес которого сообщил клиент.
Вадим уже успел осмотреть окрестности, подняться в квартиру и вернулся к нам, чтобы объявить минутную готовность. Мы смотримся в зеркальца, добавляем последние штрихи к портрету. Каждая из нас уверена, что именно ее изображение способно забросить в седло пылкого принца из нашей общей мечты. Я вышвыриваю принца из седла. Я даю ему смачного пинка, и он кубарем катится в канаву на обочине. Клиент, бледный сорокалетний мужчина с незажженной сигаретой в зубах, выбирает не меня.
— Пидор проклятый, — матерится Марина, спускаясь по лестнице с пятого этажа.
— Хватит лаяться, — говорит Вадим. — Сама своим кумарным видом людей распугиваешь.
О проблемах Марины у нас не принято говорить. Каждый отвечает за свою жизнь, другие сами по себе. Но я месяца два не могла понять, что Марина наркоманка, а Вадим выкупил за считанные часы.
— Иди в жопу, — говорит Марина. — Я сегодня больше не работаю. Скажи — ушла к гинекологу.
— Сама набери номер и скажи, — отрезает Вадим. — А я думаю, что ты уже вообще не годишься для работы. Пора тебе профессию менять.
— Это не тебе решать, козел! — кричит Марина, выходя во двор.
— Именно мне и решать, — Вадим холоден, голос не повышает. — И прекрати орать, здесь дети.
— Да мне похер! — взвивается Марина. — Не тебе, жидяра, меня учить.