Невеста. Шлюха

Он пришел под утро, забрался в постель с холодными ногами, от него пахло спиртным и сигаретами, и он дрожал, как щенок, а я вспомнила свою первую ночь с мужчиной, дрожавшим точно так же. Но, немного согревшись моим теплом, Вадим положил меня лицом вниз и стал целовать меня все ниже и ниже, а, дойдя до пяток, перевернул и медленно двинулся вверх. Мне стало сладко и хорошо, я только боялась, что он остановится, но страх мой был напрасен, потому что он ласково раздвинул мои ноги, и я ощутила его язык там, где мне втайне хотелось. Это не был первый раз, до этого некоторые клиенты уже опускались и целовали мое гладко выбритое лоно. Мне было иногда щекотно, но несколько раз показалось, будто я испытываю нечто новое — и это новое было приятно. Однако клиенты в Брянске редко лизали меня больше нескольких секунд, от силы минуты, и вообще, они будто бы стыдились своего порыва. Вадим же ласкал мою плоть, будто дорвался до волшебного источника — и я расслабилась, а едва напряжение ушло, волны невиданного блаженства начали расходиться внутри меня, я стонала, комкала простыню, дергалась, как в припадке, но Вадим крепко сжимал мои бедра, его язык нашел какую–то потаенную точку, и она взорвалась во мне криком и судорогами, когда я впервые в жизни испытала оргазм. Честное слово, я, как и все девочки, гладили там себя рукой, и это было приятно, но сравнивать мои детские шалости и то, что я испытала в эту ночь, все равно, что сравнить лампочку и Солнце, бурю и сквозняк, вялый цветок в горшке и весенний луг, покрытый — весь покрытый! — цветами.

Я не сразу пришла в себя, несколько секунд осмысливая, что это было, а когда сообразила — обняла Вадима за плечи и притянула к себе, не желая отпускать его, ни на секунду, никуда, никогда.

— Ну, малышка, ты что, в самом деле, — все–таки он вырвался и потянулся за сигаретой.

— Я сегодня впервые поняла, что такое секс, — призналась я. — Думала, что это другое,… а это же… ради этого живут!

— Многие так и думают, — сказал Вадик, затягиваясь.

— А ты? — я перевернулась на живот и смотрела на него. — Ты считаешь иначе?

Он некоторое время не отвечал, но худое лицо его будто закаменело, а в глазах полыхнул какой–то странный огонь.

— Наверное, я был бы счастлив так думать, — сказал первый мужчина, с которым я испытала блаженство. — Если бы не знал, какой кайф от герыча.

Я не сразу поняла, а, поняв, подумала, что это не со мной происходит. Вообще все происходит с кем–то, кому снится кошмар, просто кошмар, который скоро пройдет, не оставив следа.

— Ты бросишь, — решительно сказала я, восемнадцатилетняя проститутка, познавшая аборт и оргазм. — Ты сильный, ты уже бросил, понятно тебе?

Я обхватила его костистое тело руками и ногами, он обнял меня и мы еще долго так лежали, а потом любили друг друга до утра.

В тот же день я возобновила работу, будто ничего особенного не произошло.

Мир как–то так устроен, что наши эмоции абсолютно на него не влияют, но этого не понимаешь, когда ты молодой. В то время мне уже не казалось, что моя радость или моя боль значат что–нибудь большее, чем просто переживания, которые со временем пройдут. Я удивлялась, если кто–нибудь считал, что он со своими чувствами значит нечто исключительное. Мое смирение и стойкость появились на свет, когда умер отец, и вместе с этим я повзрослела настолько, чтобы перестать считать себя чем–то особенным в мире. Если бы я была не такая, как все, я сумела бы не допустить, чтобы папа ушел, но коль уж это случилось, я не могла позволить себе зависеть от эмоций, и я научилась их презирать. Это помогло мне прийти к пониманию того, что слова не стоят переживаний, и только поступки могут привести к результатам в жизни. Моя гордость не позволяла страдать ненужными словами, я должна была делать что–то для себя и для тех, кто был мне дорог. И я продолжала работать.

А Вадик продолжал любить меня после работы.

Даже старый мудрый Палыч долгое время не догадывался, что наш охранник сидит на игле. Другие девчонки тоже не видели ничего особенного в действиях и манерах Вадика, а я уже понимала, что его белые рубашки — это такой яркий поплавок, удерживающий его до времени от падения на дно.

Поведение его с клиентами было дерзким, и часто его били, а он давал сдачи, когда мог. Наш экипаж под его охраной почти не попадал в переделки, хотя на нем редко заживали синяки, а однажды ему сломали нос и ребро. Я жила у него и ухаживала за ним, как могла, но все равно он временами покупал у барыги свою дрянь, и с этим я ничего не могла поделать. Его главная страсть была сильнее меня, и временами я даже хотела, чтобы он уже ширнулся, и безумие на какой–то период покинуло бы его олений взгляд. Периодами же казалось, что Вадик полностью в норме, и я уже почти верила, что он справится с перепадами в его состоянии, заметными пока только мне одной.

Довольно долго я не сталкивалась с проблемами на работе, пока однажды мы не поехали на вызов, поступивший из частного сектора.