Невеста. Шлюха

И общение пошло. Признаюсь, мне было трудно разбирать его быструю речь, но я попросила говорить медленнее, и он согласился. Присмотревшись, я заметила, что мимика у него живее, чем у наших людей, и это происходило оттого, что сам английский язык требует сильной артикуляции, а вдобавок хваленый заокеанский smile набрасывается на лицо всякий раз, когда говорят не только что–то смешное, но и просто вежливые слова.

В какой–то момент мне показалось, что Оксаны в комнате как будто нет, но она сидела в кресле с мартини в руке, и на ее лице читалось дурное настроение.

— Ты чего? — спросила я.

— В первый раз тоже мы трепались обо всякой херне, — сказала Оксана, — а потом он пожаловался Андреевне, что мы умышленно тянем время, чтобы развести не на два часа, а на три. Не думай, что он такой сладкий, как выглядит.

— Нет проблем, — я решила, что Оксана может оказаться права. Чертовы западные люди не приучены командовать женщинами, предпочитая делать пакости у них за спиной. Я повернулась к Джиму и, поставив свой бокал, произнесла: — Time is money, is it?

Джим завел электронную музыку, и я впервые оказалась в постели с женщиной. Оксана небрежно вытерлась после душа, ее спина и ноги были влажными, когда мы начали изображать неземную страсть на Джимовой широкой кровати. Сам хозяин смотрел на нас, улыбаясь, в руке у него переливался в широком стакане коричневый дринк, наверное, виски, а я думала, что действо мне напоминает какой–то дешевый порнофильм. Интересно, что когда меня охаживали отечественные самцы, подобная мысль не приходила мне в голову — видимо то оставалось для меня элементом не фильма, а кондовой российской жизни. Здесь же было все слишком понарошку: сначала я, взвалив на себя бремя лидера, пыталась ласкать Оксану, но та прошептала, что я ни черта не умею и перевернула меня на живот. Ее руки и язык пробежались по моей спине, ягодицам, и дошли до пяток. Вдруг я вспомнила, что это же самое проделывал со мной Вадик. Мысль настолько меня возбудила, что, перевернувшись, я уже была вся мокрая, когда Оксанин язычок нырнул мне между ног. Не хочется писать о «сладостной истоме» и «приливе счастья», но поверьте, Оксана была в сто раз опытнее Вадика и знала все сокровенные точки женского тела. Да я самая настоящая лесбиянка, сообразила я, когда волна схлынула. Возбужденный член Джима вдруг возник перед моим лицом, и на меня брызнула сперма. Я закрыла глаза, сомневаясь, надо ему помочь или нет, но умница Оксана опередила мое замешательство и умелым языком вылизала все достоинство американца, а потом вдобавок и мое лицо.

— Черт возьми, подруга, — сказала я, когда мы вместе принимали душ. — Похоже, ты и в самом деле вошла во вкус этого спектакля.

— Мне нравится, когда и тебе хорошо, — мурлыкнула Оксана.

— Научишь меня, чтобы я тебе тоже сделала? — закинула я сквозь зубы, намыливая лицо.

— Конечно, Сонечка, — одна ее рука проникла ко мне между ног и начала мыть, а другая направляла струю воды.

— Врать не буду, — сказала я растерянно, — мне это, кажется, по кайфу.

— Я знаю, — шепнула Оксана мне в ухо. — Я люблю тебя, маленькая сучка.

Неужели это происходит со мной? Я пыталась взглянуть на нас со стороны и видела двух зябнущих шлюшек в коротких юбках, которым не терпится забраться в теплую машину, теплую постель, ощутить хоть какое–то суррогатное тепло в холодном и злом городе, где тоска и надежды перемешались в миллионах ячеек жилищ, где умирают из–за денег достойные люди, а подонки рвутся к власти по трупам. Что мы можем изменить в злобном круговороте жадности и похоти, во что сами превращаемся? И что могу лично я?

Номер Толика не отвечал, прошел еще один осенний день. На следующий он взял трубку, но оказался загружен делами. Встретились мы еще через два дня, и он сразу взял мое равнодушное тело на ковре перед телевизором.

— Как наш вопрос? — спросила я после душа, сидя на диване с чашечкой кофе в руке.

— Какой вопрос? — не понял Толик.

— Ну, коммерс из «Компьютрейда», который своего дольщика заказал.

— А-а, — протянул Толик. — Забыл совсем. Наверное, фуфло какое–то, — он махнул своей здоровенной рукой. — Не до этого сейчас, дел невпроворот.

Меня непросто было обидеть после всего, что я пережила за прошедшие годы. Я знала, как отгородиться щитом презрения от клиентов, сутенеров, шлюх, бандитов, таксистов, ментов, нищих, отморозков, кавказцев, — словом, всех, кто мог думать, что ему под силу унизить меня. Тем больше меня задел этот жест Толика, его пренебрежение к тайне, которую я выложила ему, надеясь на его участие. Какой идиоткой я, должно быть, выглядела — со своими надеждами и хитрыми дедуктивными рассуждениями перед глыбой мяса, которой вздумалось бесплатно попользоваться мной под видом старой дружбы. Какая вообще может быть дружба между бандитом и шалавой?

— Чего молчишь, малая? — я еле сдерживала слезы, и Толик решил подбодрить меня: — Пошли, может, пообедаем где–нибудь?