Невеста смерти

Он стоял в тени в паре метров от двери, и пока глаза девушки не привыкли к мраку, она могла различать лишь его силуэт. Как и всегда, он был весь покрыт сажей, из-за чего его лицо и руки терялись в тусклом свете.

– Если мой отец застанет нас вместе, он тебя убьет! – сказала девушка.

И тут парень увлек ее в укромный уголок амбара. Корзина выпала у нее из рук, и кочаны капусты раскатились во все стороны.

– Я готов рискнуть, – прошептал Дамек и обнял подругу, слизывая сахар с нежной кожи.

У Катарины подкосились ноги, и сын кузнеца, покрывая горячими поцелуями ее лицо, обхватил девушку рукой за талию. Он осторожно подвел ее к коричневым холмикам ячменя. Запах зерна смешался с мускусным ароматом возлюбленного, по закоптелому лицу которого, оставляя белые полосы, сбегали слезы страсти.

– Милая, – шептал он среди шквала поцелуев. – Я думал, мы никогда…

– Кто здесь? – прокричал вдруг мужской голос. – Кто тут ворует мое зерно?

Вскочив на ноги, Дамек выступил вперед, закрывая Катарину собою.

– Я ничего не ворую! – крикнул он в ответ. – Позвольте мне выйти, и я покажу свое лицо. – Я – Дамек, сын кузнеца.

Он знаком призвал девушку к молчанию, и она отползла в самый темный угол ангара.

– Ну давай, выходи!

Дамек огляделся, и от испуга у него перехватило горло. Он понимал, что не должен позволить пивовару узнать правду, но не знал, как еще объяснить свое присутствие здесь.

Высоко подняв руки, он вышел на свет, где с вилами наперевес стоял хозяин амбара.

– Ты! – воскликнул тот. – А твой отец знает, что ты – вор?

– Да никакой я не…

– А это тогда что еще? – Пивовар пнул ногой плетеную корзину, все еще наполненную корнеплодами, мясом, лярдом и сыром. Не сводя глаз с пленника, толстяк нагнулся, чтобы произвести осмотр ее содержимого.

Сочные колбаски измазали жиром его руки, а лярд из глиняного кувшина пролился на кусок ткани, которым был обернут свежий сыр. В глубине блеснул наполненный желтоватым маслом кувшин.

– Тому, кто может себе позволить покупать такие хорошие продукты, нет смысла воровать мой ячмень, – сообразил старик. – Что ты здесь делаешь?

Сжав челюсть, Дамек посмотрел ему прямо в глаза.

– Как вы и сказали, ворую ваше зерно.

Прищурив глаза, пивовар смерил дерзкого юношу пристальным взглядом.

– Проваливай из моих владений, – сказал он, наставив на парня вилы. – Возвращайся в свою грязную лачугу. Только вот корзину тебе придется оставить.

У Дамека не осталось другого выбора, как удалиться, надеясь на то, что хозяину не придет в голову тщательно обыскать весь амбар. Он шел не останавливаясь до тех пор, пока не решил, что старик его больше не видит. Пивовар же тем временем побросал в корзину рассыпавшиеся по земле продукты, и его полное лицо расплылось в довольной улыбке.

Подхватив тяжеленную корзину, он поковылял к дому.

Сын кузнеца видел, как Катарина выбежала из хранилища и унеслась в противоположном направлении, срезая путь к дому через францисканский монастырь. Интересно, подумал он, как она объяснит случившееся.

Бредя обратно к деревенской площади и кузнице, юноша услышал, как в своей жалкой хибаре поет печальную любовную песню цыганка.

Глава 26. Укрощение Габсбурга

Через два дня после того, как она потребовала извинений от дона Юлия – и получила их, – Маркета вернулась в замок вместе с отцом. Молодой Габсбург был с нею предельно почтителен. Он отодвинул для нее стул, знаком приказал слугам принести для нее одной блюда и спокойно сидел напротив, сложив ладони домиком.

«Она восхитительна, – подумал Мингониус. – Ничего необычного, кроме этих чудных волос. Простовата. Но сообразительна».

Слуга принес письмо для доктора. Томас прочитал его, кивнул и вслед за слугой вышел из зала. Через несколько минут он вернулся с тремя мужчинами, облаченными в атласные придворные одежды. Задержавшись в дверном проеме, они какое-то время наблюдали за Маркетой и доном Юлием, явно пребывавшим в прекрасном расположении духа.

– Кто эта девушка? – спросил один из гостей.

– Дочь местного цирюльника. Она его развлекает, ничего более, – ответил врач.

Придворные советники о чем-то зашептались между собой. Все внимание дона Юлия в это время по-прежнему было приковано к девушке.

Маркета внимательно слушала его рассказ об обычаях и нравах пражского двора. Он поведал ей о правилах этикета, обязательных к исполнению как мужчинами, так и женщинами, объяснил, как делать реверанс перед королем, как оставаться в реверансе, пока не пройдет король, и как отступать назад, не прерывая реверанса. Он то смеялся, приседая в поклонах и с невидимым веером в руке играя роль женщины при дворе Габсбурга, то хлопал ресницами, делая вид, что флиртует с Мингониусом, уже вернувшимся на свое место.

Томас громко расхохотался, и Пихлер осмотрительно последовал его примеру. Он не мог поверить, что его дочери удалось пробудить в молодом принце-бастарде эту шаловливую натуру.

– А потом, – продолжал Юлий, устремляясь к кровати и пытаясь что-то нашарить под ней, – ты должна поклониться – да-да, поклониться! – со всей искренностью…