Невеста смерти

— Трудно сказать, — пожал плечами Левашов. — Она вообще-то баба не злая была, так что помогала, может, и от души, помня о том, что сама когда-то в таком же положении находилась, но и собственный интерес соблюла, набрав себе из беженцев новых людей — Афган-то многие прошли. И эти парни, родителей которых она пристроила, за нее готовы были в огонь и в воду. А потом сюда кавказцы рванули, и их тоже приняли с дорогой душой — у нас же здесь кого только нет, все национальности и религии имеются. Их пожалели, а они тут же стали свои порядки устанавливать, на предпринимателей наезжать и дань требовать — «крышевать» они их, видите ли, будут! Тут-то город и залихорадило.

— А в прессе и по телевизору это деликатно называли конфликтами на межнациональной почве и всячески осуждали, особенно всякие правозащитнички, мать их! — добавил Гуров. — Сами в такой обстановке пожили бы несколько дней, по-другому бы заговорили!

— Вижу, приходилось тебе с этим сталкиваться, — заметил Сергей. — Девчонкам нашим вообще никакой жизни в городе не стало, даже днем боялись по улице в одиночку ходить, только с родителями или большой толпой. А эти ржали-гоготали и такие замечания по их поводу отпускали, что впору хоть сквозь землю провалиться. Изнасилования тоже были, причем много! Тех, кто рискнул и заявление в милицию написал, запугивали так, что его обратно забирали или на опознании никого в упор не узнавали.

— Не думаю, чтобы Ада это стерпела, — сказал Лев.

— Конечно, нет — люди-то к ней пошли с естественным вопросом: «За что мы тебе платим?» Но она привыкла сначала договариваться, вот и тогда попробовала. Татар у нас здесь много живет, так она с местными стариками встретилась, с муллами разговаривала, с приезжими стариками попыталась побеседовать. Только для них женщина — не человек. Что ты хочешь, если они своих-то на смерть посылают, как скотину на убой, а тут какая-то русская девчонка. Местные-то ей цену уже знали, попытались приезжих приструнить, а те только отмахивались и разговаривать с ней не стали. Ушла она молча. Ада вообще никогда никому не угрожала, лишнего не говорила. Она даже голос никогда не повышала. А вот то, что потом началось, в кошмарном сне не приснится!

— Ада спустила с цепи свою свору? — догадался Гуров.

— Да! А у тех из беженцев, кто из бывших союзных республик приехал и теперь у Ады работал, к таким людям свои счеты были. Они у себя на родине от них досыта нахлебались! Через все круги ада прошли. И что получилось? Русские вернулись в Россию и должны уже здесь опять унижения терпеть, причем от тех же людей?

— И получили «интервенты» адекватный ответ.

— Если бы адекватный! — выразительно проговорил Сергей. — На порядок больше! Но поплатились только те, кто уже в чем-то согрешил. Причем их близких не трогали. Приезжие тоже огрызаться пытались. Беспредел был полный. Начальника горуправления, что ни день, у генерала на ковре мордовали, а он, оттуда вернувшись, уже меня имел в самой извращенной форме. Требовал, чтобы я это как-то остановил. А что я мог сделать? Поехал к Аде, сказал, чтобы она это прекращала, а то доиграется у меня. Ада мне на это: «А я здесь при чем? Я попыталась урегулировать ситуацию, но у меня не получилось. И вообще у меня легальный бизнес, и к уголовщине я никакого отношения не имею».

— И в чем же заключался ее легальный бизнес? — поинтересовался Лев.

— А во всем! У нас же здесь чего только нет! И руды, и серебро, и камни! Есть где разгуляться. Деньги лопатой гребла, причем легальные, а о «черном нале» я просто промолчу. А уж когда приватизация началась, она все под себя подмяла! Потом поняла, что такой кусок ей не прожевать, и продавать начала, но уже за совсем другие деньги. Тогда-то у нас Крайнов и все прочие и появились.

— Значит, Крайнов, можно сказать, из ее рук свои заводы получил? — уточнил Гуров.

— Да! Не удивлюсь, если окажется, что он и сейчас ей платит.

— Поня-а-атно! — протянул Лев, и личность Ильи Александровича стала перед ним вырисовываться уже в несколько ином свете. — Ладно, сейчас это неважно. Ну и чем тогда дело кончилось?

— Сказал я ей, что предупреждение мое — первое и последнее. Не послушается, пусть пеняет на себя. Ада на меня удивленно посмотрела и ответила, что ничего не понимает, но предупреждение мое к сведению примет. Мне бы, идиоту, — Левашов яростно постучал себя по лбу, — тогда на ее слова внимание обратить, а я просто ушел.

— И что она сделала?