Невеста со скальпелем 1

Я взяла ощерившуюся иголками подушечку, повертела. Иглы отличались размером, толщиной и даже формой ушка. Пальцы ничего не подсказали, поднимать пласт воспоминаний, касающихся вышивания, не хотелось, да и смысла не было. Я выдернула иглу наугад, покрутила.

Пять голубых лепестков, жёлтая серединка. Я выбрала светло-синюю нить, оторвала от катушки и далеко не с первого раза попала в ушко. Няня наблюдала за мной, и её губы подрагивали.

— Разве ты не знаешь, что вы обе были обречены? — резко спросила я.

Няня вздрогнула.

Не ожидала, что я покажу зубы? Зря.

— Ты хотела умереть этой зимой, и утянуть за собой свою воспитанницу?

— Н-нет.

— Что именно «нет»? — я говорила ровно, но няня почему-то съёживалась. — Нет, ты не знала, что вы очень скоро умрёте, или нет, ты не хотела двойных похорон?

— Я описала наше бедственное положение в письме и отослала его господину.

— Хм… Каждый шаг для тебя проблема. Как именно ты отослала?

— Неделю назад, я спускалась и даже выходила. За медяшку деревенский мальчишка привёл своего отца. Я узнала, что его сосед собирается в город и передала конверт.

Как по мне, крестьянин скорее прикарманит бумагу, чем действительно потащится на почту — последнее время я не слишком хорошего мнения о людях.

— Неужели ты ждала, что он поможет?!

— Это мачеха убедила его отослать нас.

Хм…

— Неважно. Ты представляешь себе, как себя чувствовала твоя драгоценная Мили? Каково ей было осознавать приближение смерти? Каково ей было каждый день бороться за ваше существования, зная, что финал неизбежен и скор? Знаешь, каково ей было видеть твоё отчаяние?! — я повышала голос, но не позволяла себе говорить слишком громко. За стеной Ён.

Я втыкала иглу в хлопок, натягивала нить, делала следующий стежок. И должна признать, получалось у меня откровенно уродливо. Стежки «плясали», ложились рыхло и совершенно не совпадали между собой ни размером, ни углом наклона, однако, зная, что провалила экзамен, я находила в вышивке некоторое успокоение.

— Знаешь, каково это, будучи совершенно неподготовленной, оказаться ответственной за жизнь родного человека?! Да она с ума сходила! Ты знаешь, каково это?!

— Бедная моя девочка…

— Твоя девочка не верила, что её может ждать хоть что-то хорошее, но она болела за тебя, последние её мысли были о тебе. Нет, ничего плохого. Тело лишь прибежище души. Мили искала свободы от тесноты гроба, и ответственность была единственной нитью, удерживающей душу. Когда я поклялась заботиться о вас, Мили по-настоящему обрела свободу. Мне жаль.

— К-кто ты?

— Я та, кто взял на себя обязательства, слишком тяжёлые для Милимаи. Сейчас она спокойна за вас, свободна и счастлива. Разве вы не рады за неё? Но радоваться мало. Вы должны приложить некоторые усилия, чтобы она могла оставаться свободной и наслаждаться своим новым положением.

Няня хватала ртом воздух.

— Но как…? — слабо пробормотала она, словно не ко мне обращалась, а разговаривала сама с собой.

— Возвращаясь с черничника, Милимая оступилась, упала и не смогла подняться.

Я снова пронзила ткань иглой. Два последних стежка, громоздкий узел закрепил нить. Я с некоторым отвращением посмотрела изуродованную салфетку, но не могла не признать, что с задумкой я всё-таки справилась. Пять лепестков, светло-синих внутри и тёмных по контору, жёлтый узел вместо сердцевины.

Я снова посмотрела на няню:

— Просто отнеситесь к этому как к услуге, которую я оказываю Мили.

Няня звучно хлопнула ладонью по деревянной боковине кресла.

— Ты украла мою Мили?! Верни! Ты должна вернуть её немедленно!

Так и знала, что признаваться было плохой идеей.

Я закатила глаза:

— Каким образом? Её душа ушла добровольно. Мне жаль. Но Мили отправилась навстречу Небу, и она была счастлива… Возможно, она найдёт лучшую долю, как нашла я. Определённо, я о вас позабочусь.

Няня не слушала. Уткнувшись лицом в колени, она разрыдалась горько, безнадёжно и безутешно. Я бы предпочла дать ей успокоительное и отправить спать, но ничего подобного под рукой не было. Я немного посидела, выжидая. Уйти просто так я не могу. Вдруг ей станет плохо?

Не понимаю, на что рассчитывала Мили…

— Верни! — няня протянула руку и схватила меня за запястье. — Верни!

Я не вырывалась, но и не отвечала. Всё, что могла, я уже сказала. Мне по-человечески жаль и Мили, оказавшуюся заложницей отцовского отношения, и няню, которая любила ребёнка, но не смогла защитить.

Но себя мне тоже жаль.

— Для Мили это был способ позаботиться о вас, — я предприняла очередную попытку хоть немного утешить пожилую женщину.

Няня не слушала:

— Мили, доченька, вернись…

Мне осталось лишь наблюдать. Я освободила вышивку из пяльца, собрала швейные принадлежности обратно в бумагу. Возвращать салфетку с уродливой незабудкой смысла не было, и продолжала вертеть её в руках.

Няня тряслась от рыданий, дрожь становилась всё сильнее. Я мысленно дала няне минуту. Не успокоится — пущу в ход самый надёжный метод: залп холодной воды в лицо. Мне совершенно не нравилось, что няня загоняет себя в истерику.