- Конечно не бывает, но так уж случилось, что все мои грехи - это через чур излишнее употребление ядов, убитые комары в летнюю ночь и парочка разбитых женских сердец. Поэтому я, как правило, отделывался лишь треснувшими колбами в лаборатории и часами запойных стихотворных ночей – в страданиях одинокого сердца.
- Как-то мелко.
- Ну уж прости, что не оказался убийцей мирового масштаба, - и в подтверждение своих слов схватил ладонь Карины.
И ничего не произошло – пустота и тишина. Горбуша даже разочаровалась.
- Ничего-о-о, - протянула она.
- А это потому, что за старые грехи я уже расплатился, а новых пока не наделал.
На протяжении всего обратного пути Карину мучило тяжелое ощущение. Собственная совесть не давала покоя, заявляя, что именно она – Карина, виновата в инфаркте мужика. И пусть тот это заслужил, но ведь именно ее дар послужил катализатором, запустившим весь механизм мщения.
- Глеб, - тихо позвала девушка. – А ведь мне теперь нельзя подходить близко к Трое.
- Это еще почему? – не понял ее беспокойства брюнет.
- Сердечный приступ этого человека – моя вина. Мой грех. Теперь дар Трои и мне отомстит за это.
Магистр в очередной раз загадочно улыбнулся и как-то очень уверенно заявил:
- Зараза к заразе не липнет! Будь спокойна.
***
Новость о смерти Горгулия и о предательстве Глеба разнеслась по Академии уже на следующий день после происшествия. Стараниями все той же Терции, которая на уроках этикета и физкультуры вместо проведения занятий занималась распространением слухов и сплетен. Она охала и ахала, причитала, что Академии наступает конец, что преподавательский состав окончательно поредел, и, вероятнее всего, такими темпами до конца никто не доучится.
Однако уже в обед ректор Милонский навел порядок в этом царстве паники и заявил – отсутствие преподавателей явление временное, и уже с завтрашнего дня он лично будет вести курс истории, а Арвенариус возьмет на себя зельеварение.
Конечно, такое положение вещей учащихся устроило мало. Но всеобщая паника поутихла, сменившись смирением перед неизбежным.
По Горгулию все скучали, уже в первый вечер к дверям его аудитории кто-то заботливый принес поминальную бутылку вина и зажег свечи. Следом стали появляться многочисленные венки и рюмочки с валерьянкой. А еще стойкий запах перегара, который упорно не выветривался из бесконечных коридоров.
Филоний Милонский попытался отследить студентов, которые носят такие дары и поминают почившего преподавателя не только добрым словом, но и крепким напитком, однако попытка была безуспешной. Будущие фрейлины и телохранители умело скрывали свои секреты. А уж уличить аналитиков за темными делишками было вообще невозможно.
Вот и сейчас Вероника как раз шла мимо дверей разрушенного зала Горгулия, смотрела на очередные увядшие букеты и терзалась в сомнениях.
Не далее как несколько дней назад Ванесса и Кларентина – дворянки из ее тройки с радостью свалили на королевские танцульки в Керению. Такого счастья Вероника уже давно не испытывала. Эти барышни ни в какую не хотели становиться с ней не то что семьей, но даже мало-мальскими подругами. Если в остальных тройках между девчонками царило понимание и тепло, то в ситуации с Вероникой дворянки просто отказались брать в свою компанию простушку из обычной семьи. С другими девчонками девушке тоже не получалось сблизиться. Опять же из-за Ванессы и Кларентины. Клеймо заносчивости и пафоса поставили сразу на всех троих.
Но хуже было другое. Вероника прекрасно осознавала недалекий ум своих соседок и опасалась, что из-за них может быть отчислена из Академии. И вот сейчас у нее появился шанс что-то изменить.
Девушка шла к Милонскому. У нее было что предложить ректору, и навряд ли он сможет ей отказать.
Ректор обнаружился в своем кабинете, где сидел в глубоком кресле, и задумчиво изучал документы в длинных свитках.
Получив короткий кивок и разрешение войти, Вероника, недолго думая, уверенно прошла на средину кабинета, предварительно плотно прикрыв за собой двери, и сходу заявила:
- Я могу попробовать оживить Горгулия!
Вот так. Без «здрасти и до свидания» сразу к делу. Тем более что Филоний мгновенно заинтересовался:
- Повтори!
- Я могу попробовать вернуть преподавателя истории к жизни, - перефразировала девушка. – У меня есть дар.
Бровь ректора изумленно ушла на излом, а сам Милонский отложил бумаги в сторону.
- Моя прабабка - иномирянка, - поспешила пояснить девушка. – У нее был дар оживлять неодушевленные предметы. И так случилось, что он передался мне, - в подтверждение своих слов девушка подошла к столу главы Академии и, без разрешения взяв в руки стоящую пепельницу в форме лягушки, крепко сжала ее ладонями и сосредоточилась.
А через несколько мгновений в кабинете раздалось многозначительное «ква».
Глаза Милонского выразили неподдельное восхищение:
- Уникально! Ты сможешь повторить подобное с более крупным предметом?
- Возможно.
Эта магия требовала огромных усилий. Уже сейчас Вероника понимала, что на оживление Арсения может понадобиться не одна неделя, ведь даже на такую крошечную лягушку ушла львиная доля имеющейся энергии.