– Как-то странно тогда, – озвучила она, неожиданно пришедшую мысль. – Выходит, сто лет назад когда Глеба едва не прибили, никому даже дела не было. Провели тихое расследование и все закончилось. А сейчас, покушение на Трою, разбит Горгулий, и обвинили все того же Глеба, но деятельность развита едва ли не на все Двадцать королевств. С чего бы такой размах?
Вопрос повис в воздухе, и пятый курс задумался. В тишине слышалась шебуршание от склеивания историка. Прошло около минуты, пораженная такой странной реакцией фрейлина переспросила:
– Ребята, с вами все в порядке? Чего умолкли-то?
Со стороны послышалось тихое:
– Мы думаем, а думать лучше в тишине.
Вероника хотела попросить поделиться мыслями, но ее тут же перебил Морлей:
– Возможно, королевский дом участвует в расследовании из-за того, что все началось именно на балу для Керинов, – озвучил он свою версию событий.
Некоторые однокурсники поспешили не согласиться, отрицательно покачав головой. Кто-то даже выкрикнул:
– Ну и что? На королевских балах ежегодно кто-то умирает при невыясненных обстоятельствах. И ведь никакого расследования, кроме формального не проводится. А тут по истине международный размах.
– Правильно! С чего бы такой шухер? – поддержала Солея, не так давно пришедшая с пирожками от домовой Мани.
В тесной комнатушке нарастал гул и ропот спорящих аналитиков. Выдвигались и отметались новые версии. Появились новые доски, их тут же убористо покрыли меловыми схемами и расчетами. Про склейку Горгулия временно забыли.
Вероника уже трижды пожалела, что вообще завела эту тему. Молчала бы себе в тряпочку, а теперь приходилось слушать и помалкивать, ибо споры о нестандартности ситуации велись аналитиками с таким маньячным огнем в глазах, что фрейлина просто побоялась встревать.
Однако бурный спор к результатам так и не привел. Версий куча и ни одной подходящей.
– Ребят, – робко пискнула Вероника. – Может все же вернемся к делу?
От нее отмахнулись и спор продолжили. То с одного бока, то с другого звучали десятки предположений:
– А может Глеб вообще не виновен! – взвился вверх голос Солеи.
– Тогда где Троя, и кто разбил Горгулия? – Язвительно огрызнулась Леся. – Преподша встала и ушла, а историк убился об стену?
Аналитики спорили столь увлеченно, что фрейлина поняла, если она сейчас это не прекратит – ор будет продолжаться бесконечно.
С тяжелым вздохом пришлось встать с насиженного места, отойти чуть подальше к стене, снять с ног туфельки тридцать шестого размера на тоненьком каблуке и хорошенько замахнуться одной из них. Внимания на боевую фрейлину никто не обращал, поэтому едва обувь с оглушающим грохотом впечаталась в деревянную доску и прошила ее насквозь, пятикурсники вздрогнули и удивленно возриились округлившимися глазами на девушку:
– Значит так, – спокойно и холодно произнесла она. – Все споры в свободное от задания время. А сейчас убираем лишние предметы, возвращаемся на свои места и продолжаем клеить Горгулия! Вопросы зададите ему сами, когда оживлю! Я думаю, он с удовольствием сам расскажет кто же его разбил, и куда делать Троя!
В гробовой тишине Вероника прошла мимо ошарашенных аналитиков, выдернула из доски метательную туфельку, невозмутимо обулась и, вернувшись на свое место, ехидно приободрила:
– Работаем, ребята! Работаем!
Глава 9
Новый дом лорду Оттон Штраусу фон Мурзу нравился. Он всегда считал, что его наглой и рыжей персоне самое место в старых дворянских домах или королевских замках, не от того что дорого и роскошно, а потому что пыльно и мышей в подполе много. Поэтому, оказавшись вчера в Керенийском поместье герцога Эридана, кот ощутил себя едва ли не в раю. Табунами крысы тут, конечно, не бегали. При беглом осмотре Мурз нашел всего лишь несколько десятков гнезд, что по нехитрым расчетам давало надежду на долгое и счастливое будущее в таком рассаднике грызунов.
Это сейчас у него в тарелке налито обычное молоко и насыпана вареная гречка с кусочками курочки, а в будущем, если приложить определенные усилия, рядом может оказаться еще и целая гора сочных, свежепойманых вредителей. Надо только постараться.
Сюда б еще Бусинку…
Кот мечтательно закатил глаза, замурчал грустную песенку и принялся удобнее устраиваться на одном из подоконников первого этажа.
В ласковых лучах рассветного солнца рыжая шерсть искрилась и переливалась золотыми оттенками. Увидь сейчас кто кота, непременно бы зажмурил глаза от той яркости, которая от него исходила. Но Мурза мало волновали чужие гипотетические чувства, он предавался мечтаниям и размышлениям о светлом будущем и тягостном настоящем.