Боже! Очнулся! Именно сейчас! Радость была бы полной, если бы Борис не вытащил у себя катетер с иглой из вены и не вставил его в шею лысого. Тот пучит глаза, тут же захлёбывается кровью, что течет из всех щелей.
— Сдохни, ублюдок, — хрипит Борис и снова выключается, а я набираю воздуха, чтобы закричать. Но не могу. Не получается.
Только рыдание рвется из горла, и я выбегаю из палаты. Вижу мертвых охранников и вот тут-то начинаю кричать от злости.
Что же это за охранники, которых так легко убить.
— Сюда! Помогите!
Глава 24
Открываю шире глаза, когда вижу бегущего ко мне Ивана.
События, покушение, боль, страх. Все смешивается в единый клубок отчаянья. И тот сразу превращается в истерику. Я выливаю ее потоком на единственное виноватое во всем существо.
— Скотина! Как ты мог!? — кричу я, сразу наступая.
Врачи, медсестры, проносившиеся мимо меня к Борису, становятся расплывчатым пятном.
Только его лицо ярко выделяется в тумане.
— Как ты мог допустить!? А если бы его убили! Так и скажи, что хочешь его смерти! Ты убийца!
Иван хватает меня за плечи, легонько встряхивает и отводит в сторону. Прижимает к стене и что-то говорит, а я только смотрю на растекшееся по его лицу красное пятно от своей ладони. Но руку почти не жжет. Когда я его ударила?
— Если бы я хотел убить Бориса, то сделал бы это давно. И не из-за бизнеса. Понимаешь меня, Нина? — спрашивает с нажимом, и я качаю головой.
Ничего не понимаю.
Он прикрывает глаза от раздражения и отпускает меня.
Уходит разбираться с убитыми, а я скатываюсь по стене и наблюдаю за всем сквозь полуприкрытые ресницы.
Коридор и палату избавляют от тел столь быстро, что можно подумать, что все мне привиделось. Но перед глазами слишком ярко видение того, как Борис даже сквозь кому смог меня спасти. Убил подонка! Борис всегда меня спасал.
«А Иван?», — шепчет подсознание, и я фыркаю.
«А Иван выполняет приказы.».
Если хозяин умрет, пес просто найдет себе нового.
Да.
Именно так надо думать об Иване. Как о собаке, которая умеет только подчиняться.
Следующие два дня я, как и прежде, не отхожу от Бориса. Он так же неподвижен, пока вокруг него происходит захват власти. Мне так это видится.
Теперь все знают, что он жив, и очень хотят с ним увидеться, но Иван не дает. Он ничего не рассказывает о делах, в которых он закопался. Он делает вид, что ему все почем, но я вижу, как он устал.
Как сдают его нервы.
Вижу, что он готов выложиться для Бориса до конца.
Только это все не отметает моих подозрений.
И подозреваю не только я. Финансовый директор комбината, Денис Батурин, худощавый брюнет, весьма и весьма заинтересован покушением.
Они с Иваном постоянно что-то обсуждают.
Какие-то банки, какие-то кредиты, так что у меня от их галдежа начинает болеть голова.
И не только у меня.
— Хватит пиздеть! — рявкает Борис так громко, что я падаю с дивана.
Но тут же вскакиваю и подлетаю к нему. Глаза еще закрыты, но уже говорит.
— Башка от вас болит. Нина.
— Я тут, милый. Я тут…
Живой. Очнулся. Счастье растекается по телу со страхом. Жуткое сочетание, что крутит желудок похлеще слабительного.
— Воды и врача. Мне надо знать, сколько я еще пролежу, как овощ, — ругается он, и я тут же выбегаю из палаты.
Останавливаюсь на мгновение и часто дышу. Живой, а мне горло веревкой стянули. Так на воздух хочется. Так свободы хочется. Но я иду в ординаторскую.
Привожу врача и тут же даю стакан воды, который подношу к пересохшим губам Бориса.
Сглатываю, когда вижу, как мнется врач.
Он собирается сообщить Борису про поврежденный позвоночник, и я боюсь представить, что произойдет.
— Сколько мне еще лежать?
— У вас несколько пулевых ранений, сотрясение мозга и переломы трех ребер, — резюмирует врач, не смотря на пациента, а просматривая бумаги. И я могу его понять, смотреть на Бориса в такой момент, как смотреть на солнце без очков. Вред не моментальный, а накопительный.
— Я заикаюсь что ли? — спрашивает Борис так холодно, что по телу ползет мороз. — Я не спросил, что со мной. Я спросил, сколько лежать!
— Борис Александрович, пуля задела нижний отдел позвоночника. Так что максимум действий — это сидеть.
Я со стаканом отхожу в сторону, словно боюсь взрыва, но лицо Бориса непроницаемо.
— Ясно. Денис, что у нас с ФинБанк?
— Они требуют немедленной ликвидации долга.
— Насколько немедленной?
— В течение недели, иначе заберут завод.
— Пока я живой, они могут там только сдохнуть. Иван.
Я наблюдаю, как даже с больничной койки Борис отдает приказы, как руководит своими солдатами, и невольно заражаюсь его энергетикой.
Он не сдастся. Не впадет в уныние. Не будет лить слезы насчет травмы.
Он будет бороться до самого конца, и я не могу не восхищаться им. Не могу не любить его даже в таком состоянии.
Хотя, надо признать, я все еще зла. Теперь, когда он может разговаривать, я вспоминаю все свои обиды. Но прячу их, пока мы не остаемся наедине.
И даже сейчас, уже готовая лопнуть как шарик, я просто сдуваюсь, потому что Борис груб со всеми, кроме меня.
— Сильно досталось? — скользит он по моей пижаме взглядом, осматривает повреждения, и я качаю головой.
— Ты же закрыл меня.