Капитан обернулся, услышав за спиной шаги.
— Что там, Лендис?
— Пойду-ка я позабочусь о нашей гостье. Повязки пора поменять. Надо бы ей проветрить раны на свежем воздухе, но я не думаю, что она сможет гулять по палубе без платья.
Клод улыбнулся:
— Да уж, скорее всего она не согласится. Ладно, иди и будь там. Мне кажется, ей не захочется видеть меня какое-то время.
— Девушка очнется не раньше утра. Она слишком рано попыталась встать и добавила себе неприятностей.
— Я знаю, — кивнул Клод. — Как ты считаешь, почему она решила подняться с постели?
— Думаю, ей хочется поскорее покинуть корабль, капитан.
— Мы ведь скоро это выясним, не так ли?
Лендис только кивнул и, не сказав более ни слова, пошел в каюту капитана.
Почувствовав чье-то осторожное прикосновение, Алексис повела плечом, давая понять, что оно ей неприятно. Девушка хотела только одного — чтобы ее оставили в покое. Ей надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и спланировать свои действия. Алексис повернула голову и открыла глаза. После того как туманная дымка рассеялась, она увидела, что над ней склонился второй из знакомых ей моряков, и он очень бережно и умело снимает повязки.
— Лучше лежать тихо, — произнес он. — Я не хочу причинить вам боль.
— Где капитан?
Алексис с трудом сдерживалась. Несмотря на все старания Лендиса, безболезненно снять бинты не удавалось. Она прикусила губу и терпела, понимая, что лишние движения и стоны только ухудшат дело.
— Я хочу увидеть его.
— Позже. Он тоже хочет поговорить с вами, но только когда вам станет лучше.
Алексис вздохнула. По мере того как Лендис натирал спину мазью, жгучая боль стихала. Ей снова захотелось спать. Когда моряк закончил свою работу, Алексис повернулась к нему и спросила:
— Как вас зовут?
— Джон Лендис.
— А вашего капитана?
— Клод. Таннер Фредерик Клод.
— Такое имя не забудешь. Он хороший человек, ваш капитан?
Лендис рассмеялся.
— Вы сами сможете составить о нем мнение, если еще не успели сделать это утром. Но одно я вам могу сказать точно. Нет на свете другого человека, за которым я бы пошел куда угодно.
Лендис заметил, что губы его пациентки тронула улыбка.
— А кто вы? — спросил он. — Мы знаем о вас только, что в девичестве вы звались мисс Квинтон. Но, поскольку вы замужем, теперь у вас, вероятно, другая фамилия, не так ли?
Алексис смотрела на Лендиса в полнейшем недоумении. А может, она взглядом давала ему понять, насколько неуместным было напоминание о погибшем муже? Да уж, кажется, он свалял дурака. Не надо было этого говорить, чтобы лишний раз не расстраивать женщину, оставшуюся вдовой.
— С чего вы взяли, что я замужем?
Лендис облегченно вздохнул, догадавшись, что она только обескуражена, а не расстроена его словами.
— Капитан Клод слышал что-то насчет годовщины. Мы предположили…
Лендис запнулся. Пожалуй, он действительно сказал что-то не то… Глаза, только что приветливо смотревшие на него, сузились в щелки, и рот сжался в узкую полоску.
— Вы ошиблись, — сказала она раздельно и внятно, делая ударение на каждом слове. — А теперь не будете ли так любезны оставить меня в покое?
— Сперва я должен вас перевязать.
Будь на то его воля, он ушел бы, не раздумывая.
— Мне не нужна перевязка, — с нажимом в голосе произнесла Алексис. — Мне нужен свежий воздух. Завтра я смогу встать с постели. Пожалуйста, уйдите, мистер Лендис.
Лендис предпочел не спорить. Забрав с собой грязные бинты и таз с водой, он ушел.
Алексис смотрела ему вслед, пока не захлопнулась дверь. Услышав, как удаляются его шаги, она села и с радостью обнаружила, что движения уже не доставляют ей прежней боли. Пожалуй, через день или два она сможет обойтись без лекарств. Для того чтобы действовать, нужны были силы. Первое, чем предстояло заняться, — организовать возвращение домой. Разумеется, здоровой сделать это гораздо проще, чем больной. Зря, наверное, она прогнала Лендиса. Могла бы разузнать у него побольше.
Алексис до сих пор не имела представления, что это был за корабль и на каком расстоянии от Тортолы они находились.
Итак, годовщина. Зачем он только упомянул это слово? Впрочем, откуда ему было знать, что эта тема отныне запретная? Алексис опустила голову на руки, спрятав лицо в ладонях. Раны на теле она сумеет скрыть; тем более никто не должен видеть жестоких ран, оставленных в ее сердце потерей самых дорогих ей людей. Она могла бы разделить эту боль только с тем, кого любит, но теперь и это ей недоступно. Никогда и никого она не полюбит больше. Еще раз обрести и потерять любовь — такого ей, возможно, не выдержать, а следовательно, нельзя и допускать.