Ухмыляясь, Август открыл перед ней дверь, но она скрестила руки на груди, отказываясь выходить.
– А иначе никак. Развить силу можно только в ее естественной среде, – аккуратно, стараясь не касаться кожи, он схватил ее за краешек футболки и сильно потянул. Чтобы не остаться без одежды, ей пришлось выйти, извергая из своего изящного рта совсем некультурные слова. – Серьезно? Ты можешь спасти мир, но испугалась какого-то кладбища?
– Да, испугалась! – взревела Лив, скрестив руки на груди. – Ты спятил!
– Я спятил, когда обрек себя выслушивать твое нытье, – они стояли друг напротив друга и вновь сверлили друг друга глазами. Лив перевела взгляд на это холодящее кровь место, а потом снова на лицо Августа. Его силы действительно были тяжким бременем для него. Быть может, он прав?
Поколебавшись, Август неуверенно протянул руку в ее сторону и тихо произнес:
–
Собрав все силы в кулак и сбросив с себя постыдный страх, она взялась за его ладонь в необъятной перчатке. Горячо. Но она стоически выдержала до самого входа на кладбище. К этому моменту солнце окончательно закатилось за горизонт, а свет горел только в окнах соседних домов. Надгробия и памятники безмолвными тенями возвышались перед ней.
Здесь было так тихо.
Август провел ее вглубь, отпуская руку. Подальше от шума автомобильных дорог, а ее глаза уже успели привыкнуть к темноте.
– Ну что? – очень тихо спросил он. Но здесь не было нужды кричать.
Лив хотелось огрызнуться на него, но она решила, что лучше помолчать. Отступив от него на два шага, чтобы лучше сосредоточиться, она осмотрелась вокруг, пытаясь нашарить внутри себя отголоски какой-то сверх способности. Хотя бы что-то необычное внутри себя. Но она не чувствовала ничего, кроме страха от этого безмолвного места и озноба, покрывшего ее тело. Пожалуй, она слишком легко оделась. Хотя эту проблему можно легко решить, приблизившись в живой батарее, которая сопроводила ее сюда.
– Ничего, – наконец, выдохнула Лив. Август недовольно цыкнул.
– Не может же быть, что совсем ничего, – он звучал очень настойчиво. – Расскажи мне, что ты чувствуешь, видишь.
– Да ничего, сказала же! – Ну вот, не сдержалась и все-таки огрызнулась на него. Отчего-то стало стыдно. – Ну… Чувствую жуть. Немного холодно. Вижу… ну, могилы, цветы. Того мужчину, которому мы, наверное, мешаем скорбеть. Давай уйдем?
Лив развернулась, чтобы отойти подальше от фигуры мужчины, который беззвучно плакал над чьей-то могилой, сжимая в руках цветы. Но Август поймал ее за руку.
– Какого мужчину? – настороженно спросил он. Лив непонимающе махнула рукой в нужную сторону. – Там никого нет, Лив.
– Как нет? – пискнула она, а по спине прошелся неприятный холодок. – Это совсем не смешно! Хватит меня пугать!
В это же мгновение мужчина поднял на нее взгляд своих пустых глазниц и засмеялся. Безэмоционально, холодно и совсем не весело. Лив испуганно заморгала, а силуэт вдруг стал ближе. Еще мгновение, и он стоит прямо перед ней.
Вырвавшись из хватки его рук, она отскочила назад, затравленно осматриваясь. Мужчина исчез.
– Лив, посмотри на меня, – она словно вынырнула из воды, вновь услышав его голос, как издалека.
Переведя взгляд на Августа, она ахнула, зажмурившись. Она не видела его,
Вновь открыв глаза она в панике уставилась на силуэт Августа. Именно силуэт, потому что сейчас она видела не его. А сгусток какой-то пылающей ярко-красной энергии в форме его тела. Эта субстанция находилась в постоянном движении, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах. А на ее поверхности, словно грязь, растекалось что-то черное. Как налет. Хотелось стереть его рукой, но она продолжала завороженно смотреть на это, пока с силой не зажмурилась.
В ее голову ворвался тихий шепот. Сначала один голос, затем два, а потом ее голова взорвалась хором незнакомых ей голосов. Они перебивали друг друга, увеличиваясь в геометрической прогрессии, и было так сложно разобрать слова. Сквозь беспокойный гул голосов она вылавливала лишь обрывки.
– Лив, пожалуйста, вернись ко мне! – голоса стихли так же внезапно, как и появились.
Тяжело дыша, Лив открыла глаза. Лицо Август прямо перед ее. А глаза так и пылали, тепло тлели в темноте таким приятным беспокойством. За нее.
Глотка болела так, будто она сорвала голос, а под собой ощущала холодную и влажную траву. Кажется, она успела снова осесть на землю.
– Пожалуйста, уведи меня отсюда, – хрипло попросила она, находя на земле руку, закованную в перчатку. Плевать, что горячо. Если подумать, то и не горячо вовсе. А тепло.