— Да, прямо так. Красиво же, авось настроение Ладону поднимешь. Он с утра на меня рявкнул. Вот честное слово, Элька, уволюсь. На кой мне такая дружба, а?
Я пожала плечами. Не хотелось сейчас разговаривать с нагом. Голос Ладона меня изрядно напугал, в голову лезли нехорошие мысли. Например о том, что молодых девчонок хоронят в белых платьях.
Это были те же покои, в которых я проснулась утром. Кровать уже убрали, как и все следы нашего утреннего пребывания. Сменили плед.
Ладон, в человеческом обличье, смотрел в окно, не то любуясь закатом, не то высматривая что-то в лесу. Во всяком случае, лица его я не видела, и это внесло еще большую тревожность.
— Ладон, — Тхэш осторожно позвал мужчину, — Элла здесь. Если что, я у себя, но… может, ты все-таки не будешь так часто превращаться?
— Я сам решу, как часто буду превращаться! — рыкнул Ладон так, что я подпрыгнула. — Ты свободен. Эллу заберешь утром.
Живую Эллу, надеюсь?
Когда дверь за нагом захлопнулась, я уставилась в пол. Сама не знаю почему. Но чувствовала что-то нехорошее, тяжелое. Ладон тоже молчал.
Я не выдержала первой.
— Зачем ты хотел меня видеть?
— Тебе идет это платье.
— Спасибо. Хельга очень талантлива. Я никогда не видела ничего подобного у нас, в Лесном. Может, стоит разрешить ей и дальше работать на заказ?
— Ей никто не запрещал. С вашей стороны идут ограничения. Не волнуйся, она получает компенсацию.
— Я не о том. Очень красивое кружево, красивое платье. Жаль, что такая красота пропадает там, где ее почти некому оценить.
— Ну, — медленно произнес мужчина, — ее оценил я.
— Хельге должно быть приятно. Похоже, они неплохо к тебе относятся.
Я имела в виду жителей деревни, конечно.
— Их жизнь во многом стала лучше. — Он пожал плечами. — Но я не хочу говорить о деревне и о людях.
— Тогда чего ты хочешь?
— Тебя.
Я отшатнулась и подняла голову, пытаясь понять, шутит он или нет.
Не шутил. Следил за каждым моим движением, чуть прищурившись, и напряжение, исходящее от мужчины, я ощущала физически.
— Нет, — медленно покачала головой. — Ты же сказал, что не собираешься меня еще и мучить, прежде чем убить.
— Кто сказал, что я буду тебя мучить? — удивился он. — Мое желание не предполагает причинение тебе боли. Скорее даже наоборот.
— А если я… откажусь?
— Я надеюсь, ты этого не сделаешь.
Я сглотнула и поежилась; вдруг стало прохладно.
— Ладон, я не могу. То есть… Погоди, я объясню! Сил сопротивляться тебе у меня не хватит. Ты можешь взять все, что захочешь. Только знаешь, я у тебя в замке, жду, когда ты соберешься меня убить, знаю, что семья сходит с ума, знаю, что мой друг, который виновен лишь в том, что папа когда-то его, бездомного котенка, спас, погибнет из-за меня. И птенец, которому нужна помощь, который никогда не будет видеть, не выживет без меня. Просыпаясь каждое утро, я думаю: как это произойдет? Каким способом? А вдруг он сейчас придет? Засыпая ночью, желаю маме, папе, сестренкам и братику спокойной ночи. Пытаюсь сказать Рысу, как я его люблю. Потому что не знаю, проснусь ли наутро, будет ли в моей жизни новый день.
Все, что мне остается, — это мечты и воспоминания. Воспоминания о семье, а мечты о любви. О той свадьбе, о которой я мечтала, о человеке, который бы любил меня и защищал, о детях. И эти мечты, они как спасение, они постоянно со мной, я ухожу в них и не думаю ни о чем. Ты забрал у меня семью. А сейчас хочешь забрать последнее, что у меня осталось.
Я умолкла, переводя дух. Ладон молчал, ничем не выдавая реакцию на мои слова.
— А еще мне очень нравится это платье. И знаешь, невинных хоронят в белом. Меня же можно будет похоронить, да?
Он приблизился. Почти вплотную, так, что я ощутила едва уловимый приятный запах.
— Тебе нравилось спать рядом. — Он говорил тихо, но каждое слово я пропускала через себя, не в силах оторвать взгляда. — Ты помнишь, как мы спали? Как ты прижималась, обнимала, как бормотала что-то во сне? Скажешь, это было из великой ненависти ко мне? Или из желания сохранить свои мечты? Ты не Морриган, которая просчитывает каждое свое движение и каждое слово. Тебя выдает твое поведение. Скажешь, тебе не нравится, когда я касаюсь твоей спины?
С этими словами он осторожно коснулся кожи у самого края платья на спине.
— Болит? — прошептал он.
— Это жестоко, — ответила я. — Меня всегда любили больше, чем нужно. Я привыкла к этому. К объятиям, к заботе. А ты в один миг меня этого лишил и теперь упрекаешь, что я ищу тепла.
— Почему же, — Ладон усмехнулся, — вовсе не упрекаю.
Мне тяжело было говорить. И от волнения, и от страха, и от преступной жалости к себе. А еще от расстояния между нами, неприлично маленького.
Ладон избавил меня от необходимости отвечать. Вдруг резко отстранился и отошел к столу, где валялись какие-то свитки и лежали раскрытые книги.
— Иди сюда. — Он уселся в удобное на вид кресло. — Элла, подойди.
Неуверенно, все еще опасаясь мужчины, я подошла.
— Садись.
— Куда?
Он удивленно на меня посмотрел, но глазами указал на колени.
— Давай быстрее.