— Если честно, я удивлена. Никогда бы не подумала, что в сеньоре Соврано столько милосердия. И кто бы вообразил, что она любит детей!
Розабелла поджала губы, покачала головой:
— Нет, не детей. Настоятельница Жуила при поддержке матушки организовала приют для падших женщин. Ну… — Розабелла вытянула губы, подняла брови, многозначительно поводя глазами. — Ну, ты ведь понимаешь… Молитвы, труд, покаяние, наставления… чтобы они вернулись к честной жизни и забыли о грехах. Я ездила с ней только один раз, больше она меня с собой не берет. Говорит, даже сам воздух этого места может меня опорочить.
Джулия лишь кивнула, но тут же пожала плечами от недоумения:
— Откуда же у сеньоры столько желания их опекать?
Розабелла подобрала плоский камешек и ловко запустила в море. Он несколько раз отскочил от водной глади и утонул.
— Не знаю. Но матушка считает этих женщин великими грешницами. И печется о них. Она называет распущенность самым ужасным грехом, в котором повинна вся семья. Мне кажется, она и меня бы не пожалела! Всегда говорит, что для женщины важна кристальная незапятнанная репутация, потому что в этом и есть ее единственная добродетель. А кто оступился, всегда должен каяться и искупать. Однажды она даже сказала, что лучше убить, чем запятнать свою честь, в том меньше греха.
Джулия нервно сглотнула, чувствуя, как моментально заледенели босые ноги. Что будет, если до тиранихи дойдут слухи о Марене?.. Теперь бешенство Фацио выглядело совсем иначе, уж он-то, наверняка знает собственную мать.
— И при этом привечает эту Доротею? — Джулия вдруг осеклась, что сболтнула лишнего, даже прижала пальцы к губам и виновато посмотрела на Розабеллу.
Та лишь смущенно улыбнулась:
— Не бойся, я все знаю и понимаю. — Она мягко тронула за руку: — Я ведь не такая маленькая… Не знаю, почему она терпит Доротею… Наверное, так надо. Ведь терпела всех тех женщин…
— Каких… женщин?
— Которые ходили к отцу. Некоторые даже жили здесь. В домике, куда Фацио переселил Доротею.
Джулия лишь недоуменно молчала.
— Матушка прогнала их всех в тот же день, когда умер отец. Я сама видела.
Казалось, от напряжения в голове разливался звон. А, может, это крики чаек и плеск воды… Джулия нервно моргала, пытаясь осознать все то, что только что услышала.
Розабелла легонько шлепнула ее по щеке:
— Что с тобой? Дурно? — Она соскочила с валуна, надела башмаки: — Вот я глупая! Тебя же солнцем напекло с непривычки!
Розабелла подозвала Лапушку, который послушно запрыгнул к ней на руки, подождала, пока Джулия наденет чулки и повлекла ее в прохладу грота. А Джулия теперь думала только об одном: какой ответ она получит из дома?
Глава 31
Джулия места себе не находила. Рассказ Розабеллы теперь никак не шел из головы, и все мысли были только о Марене. Нет, она все меньше и меньше думала о том, что может сказать тираниха, переживала лишь о судьбе сестры. Лишь бы все уладилось, утряслось. Она так ждала письма, что даже потеряла аппетит. Просчитывала дни: сколько может уйти на дорогу посланцу, сколько понадобится Лючее, чтобы отнести письмо, как скоро Марена сможет написать ответ? Но, учитывая, что один конный покроет дорогу намного быстрее, чем экипаж, особенно если менять лошадей, по всему выходило, что посланец вполне может быть уже на пути назад. Сердце подсказывало, что так и есть.
Наконец, Дженарро переступил порог покоев и склонился в поклоне:
— Сеньора Джулия, мой господин ожидает вас в галерее искусства. Я провожу вас.
Сердце ухнуло в пятки. Джулия, задеревенев, смотрела, как Дженарро расправил плечи, бросил взгляд на Альбу:
— А ты сопроводи госпожу.
Та сцепила зубы и уже начала заливаться краской:
— А я поступлю так, как велит моя сеньора. Только ее указания и буду слушать. Понятно?
Джулия повернула голову:
— Альба, будешь сопровождать.
Служанка поджала губы:
— Как прикажете…
Альба едва не искрила от возмущения, но ничего другого не оставалось. А вот блеклые глаза Дженарро сверкнули азартом. Он даже не слишком стеснялся Джулию. Чего ему стесняться, имея такого господина. Сам Фацио тоже ничего не стесняется. Впрочем, кажется, как некогда и его покойный отец, если о таких вещах знала даже крошка-Розабелла.
Джулия все же не удержалась, заглянула в лицо слуги:
— Пришло письмо, да?
Тот многозначительно прикрыл глаза:
— Да, сеньора. И мой господин намерен отдать его вам, как и было обещано.
Джулия не заставила себя ждать. Лишь бегло взглянула в зеркало, зачем-то пощипала щеки и поправила выбившуюся у виска прядку трясущимися пальцами. Приказала Альбе запереть Лапушку и последовала за Дженарро.
Сердце колотилось так, что, казалось, слышал весь дом. За яростными ударами в ушах Джулия даже не различала звука собственных шагов. Она с жаром молилась про себя: только бы все было хорошо. По крайней мере, хотя бы сносно. И дело не в тиранихе. Пусть возмущается и визжит, сколько влезет, лишь бы с сестрой не случилось непоправимой беды. Только это и было важно.