Невеста трех женихов

«Интересно, а когда я забеременею, он все равно будет требовать от меня всего этого, когда и сколько захочет? – задавала она себе важный вопрос. И отвечала: – Что, собственно, для него-то изменится? Конечно, будет». Это все было не так страшно. Просто – по-чужому. Как отработка, честная и добросовестная, своих трудовых обязанностей.

И еще важное, чего ей катастрофически не хватало. Светка не чувствовала себя хозяйкой в доме. Пришла на все готовое. Работать по дому ей не полагалось. И получалось – зачем она? Для красоты и любовных утех? Она зажималась, уходила в себя, не ощущая, что может как-то влиять на ход собственной жизни.

Она не позволяла себе думать, что все в ее жизни могло быть по-другому. Не с Марио. С Сережей. Без всяких этих сексуальных техник. Просто по любви. По взаимопониманию. Но думать так – означало предавать собственное решение.

Только слушая Любу, она давала слабину, вспоминала, оглядывалась.

Они очень быстро перешли на «ты», как это принято среди итальянцев. На «вы» обращаются настолько в редких, официальных случаях, что в обыденной жизни такое обращение людей даже пугает. Но в русском дела обстоят не так, поэтому «ты» – было вехой. Они как бы окончательно сблизились.

Однажды, сидя вдвоем на лужайке у Любиного дома, они обе загрустили – каждая о своем.

– Не хватает мне, как воздуха, живой музыки. Как его не стало, ушла музыка, ушла душа, – пожаловалась Люба.

– У тебя есть платочек головной? Косыночка? – словно очнувшись, спросила Света.

Люба сняла с шеи прекрасный шелковый платок и протянула подруге. Та тем временем заплела свои длинные струящиеся волосы в косу, перекинула ее на грудь, повязалась платочком. Встала и запела:

На Муромской дорожке стояли три сосны,
Со мной прощался милый до будущей весны.
Он клялся и божился меня одну любить,
На дальней на сторонке меня не позабыть.

Сильный и чистый голос ее разнесся по саду, поднялся высоко-высоко. Глаза Любы наполнились слезами. Света, пристально глядя ей прямо в глаза, продолжала:

Однажды мне приснился ужасный, страшный сон,
Что милый мой женился, нарушил клятву он.
А я над сном смеялась при ярком свете дня:
Да разве ж это можно, чтоб мил забыл меня?

Но сон мой вскоре сбылся, и раннею весной

Мой милый возвратился с красавицей женой.
Я у ворот стояла, когда он проезжал,
Меня в толпе народа он взглядом отыскал.

Увидев мои слезы, глаза вниз опустил,

И понял, что навеки он жизнь мою разбил.

Света допела и стояла, не двигаясь. Люба какое-то время молчала.

– Как ты поешь! – изумленно произнесла наконец старшая подруга, – И… как ты догадалась, ч т о именно спеть?

– Я просто запела, – вздохнула Света. – Не знаю почему. В утешение.

– Пойдем со мной, – обняла ее за плечи Люба, – я тебе должна еще кое-что рассказать.

Они зашли в дом, хозяйка принесла из кабинета небольшой конверт.

– Смотри! Когда у нотариуса завещание оглашали, он мне дал это. Запечатанное. Муж велел вручить мне, когда его не станет. Знал, что он первый уйдет, наверное. И вместе с завещанием подарок оставил.

Люба достала из плотного желтого конверта магнитофонную кассету, подошла к музыкальному центру.

– Слушай внимательно. Ты, может, вообще никогда эту песню не слышала. Слушай слова.

Как же не слышала! Еще как… Любимая мамина песня. Детские воспоминания:

Мне не забыцца песнi той даўняе вясны:
– На Мурамскай дарожцы стаялi тры сасны…

Александрына, цяпер прыйшла зiма.

Александрына, шукаю я – няма…
Александрына, i з песняй ты цьвiла…
Александрына, якою ты была!

– Слышишь! «На Мурамскай дарожцы», – прошептала Люба. – Это наша с ним песня.

Прозвучали последние слова:

Такою ты здалася у семнаццаць год маiх[15]

…

– Я не понимаю, как ты угадала, каким шестым чувством ощутила… Значит, не случайно мы с тобой встретились. Муж мой только классику слушал, другого не признавал. А про эту песню говорил: гениальная. И музыка, и слова. Говорил: так процитировать «На Муромской дорожке» и сделать свое… Только очень одаренный человек мог. Пел мне ее. И потом – видишь… Прислал весточку. И не ответить мне ему никак теперь! И не сказать, как люблю, как понимаю его! «Шукаю я – няма!» Ищу – нет его нигде. Нет, и все.

Люба, взволнованная, раскрасневшаяся, дрожала, вновь переживая чудо встречи и трагедию вечной потери.