Невеста в алом

Или, возможно, он вообще не ждал ее.

Джефф ждал в полной темноте. Ждал и слушал, как Анаис ходит в комнате рядом. Ждал, пока не прошло желание пройти через гардеробную в ее спальню. Ждал, слабо надеясь на то, что безмятежный сон, возможно, сможет прогнать мысли об этом жарком, волнующим поцелуе, который они разделили.

Проклятый дурак! С самого начала он знал, к чему это приведет, — он будет хотеть ее и мечтать о ней. Будет удивительно, если он вообще сможет работать с этой женщиной.

Он должен думать только о Жизель — смотреть через сводчатое окно из своей спальни на то, что, как сказал Пти, было детской, и знать, что девочка чувствует себя совершенно одинокой и крайне напуганной.

А это значит, что необходимо перенести удовлетворение такой мелочи, как плотский голод, на более подходящее время.

Когда во всем доме установилась полная тишина, Джефф встал, подошел к окну, распахнул скрипнувшие в петлях арочные створки и высунулся над улицей Эскалье, чтобы глубоко вдохнуть прохладный ночной воздух. Но сразу же учуял запахи зловоний реки, окутывающие город как невероятно густой туман. Пахло гнилью и канализацией — по правде говоря, так же, как и все это дело с виконтом де Лезанн.

В верхних этажах особняка Лезанна все еще горел свет, за исключением комнаты, которую Пти обозначил как детскую Жизели. Сделав медленный выдох, Джефф придвинул кресло к окну, отпер свою походную конторку и вытащил конверт, недавно присланный Дюпоном. Под ним он увидел прядь волос Жизели, и на мгновение его рука задержалась. Возможно, это поможет соединить его если не с самим ребенком, то хотя бы с ее матерью.

Затем он с грохотом закрыл ящик, зажег свечу и во второй раз за день начал просматривать те новые вещи, которые прислал Дюпон, — просроченные векселя и несколько писем с соболезнованиями мадам Моро. Как Дюпон раздобыл их, Джефф не знал.

Просмотрев стопку, он выбрал самое многообещающее письмо — послание приходского священника, сложенное несколько раз. Держа его в руках, он читал его медленно, акцентируя внимание на каждом чувствительном и болезненном месте, пытаясь представить себе, какие чувства вызвало это письмо, когда она взяла его в свои руки. И даже ее чувства теперь.

Затем он задул свечу, закрыл глаза и совершенно сознательно открыл себя этой бесконечной пропасти между временем и пространством. Это было похоже, как если бы кто-то наложил ему жгут на руку и вскрыл вену. Когда ночная тишина захлестнула его, Джефф пытался почувствовать мадам Моро, попробовал ощутить ее скорбь, проникнуть в ее мысли и в суть ее бытия в окружающей пустоте.

Это была работа, которую он терпеть не мог. Но по большей части теперь это была просто работа. Просто выбор, который он сделал, когда не осталось альтернативы.

Однако было время, и с тех пор прошло немного лет, когда у него не было выбора — когда его сознание, скользкое как угорь, свободно перемещалось сквозь время и пространство, туда и обратно. Это было похоже на чередование вспышек ослепительной яркости и совершенной ясности — неконтролируемой ясности, — которое могло иногда показывать мерцание вещей. И он испытывал при этом полное и абсолютное бессилие.

Этого не должен видеть ни один ребенок.

Да, ему не нравилось делать это. Но долгие годы практики и безжалостная самодисциплина сделали это его выбором, а не выбором его судьбы.

И все же сегодня он ничего не почувствовал.

В настоящее время в тех очень редких случаях, когда у него возникал непрошеный образ, он чувствовал провал. И в случаях, как сегодня вечером, когда у него не получилось вызвать образ, он чувствовал… то же самое.

Он утешил себя — если это слово можно применить в данном случае, — что он не был знаком с Жизелью Моро и ничего не знал о ее матери, за исключением того, что в конце этого дня, когда она куда-то отправилась со своей корзинкой для провизии, они с ней лишь мельком переглянулись. Маленькая опрятная блондинка в длинном черном плаще.

Трудно уловить нити мыслей или эмоций в текущее время, не говоря уж о будущих событиях, поскольку для этого необходимо если не коснуться, то по крайней мере встретиться с другим человеком. Но попробовать стоило.

Джефф со вздохом бросил письмо обратно в кучу. Впервые в жизни он чуть не пропустил видение. Сегодня вечером он будет один.

Наедине с лихорадочными мечтами об Анаис де Роуэн.

Церковь Святого Николая была красивым старинным храмом, спрятанным в укромном уголке между несколькими улицами Бёр, прямо за площадью Гран-Плас, в конце самых многолюдных кварталов.

По сравнению с другими церквями храм был расположен вдалеке от центра Брюсселя. Интересный выбор, подумала Анаис, бродя под его сводчатыми потолками.

Но по какой-то причине госпожа Моро предпочла именно эту церковь.