Невеста в облаках или История Регины Соколовой, родившейся под знаком Весов

– Ничего, торгую помаленьку. Свой, так сказать, небольшой бизнес. Импорт-экспорт. Помогли старые знакомые.

– Летаешь?

– Где?

– Не знаю, может, в клубе, у Полторацкого…

– В клубе – это только когда на собственный самолет накоплю. А у Полторацкого я теперь даже не прыгаю.

– Почему?!

– Выгнал. Из-за тебя.

– Как из-за меня?!

– Ну, у нас же всем больше всех надо. Длинные языки и длинные уши. Хлебом не корми, дай сплетню пустить. Даже мужики – и те сплетничают не хуже баб. Настучал на меня кто-то Полторацкому.

– Что ты со мной?.. Но это же все знали!

– Нет, дорогая. Не что я с тобой, а что ты без меня. Кто-то очень добрый нажаловался Михал Иванычу, что я тебя бросил в трудную минуту… Иваныч таких вещей не прощает. Он теперь даже рядом со мной стоять не будет, на другую сторону перейдет, если на улице увидит. Вот так вот. Так что я, Регина, свое получил. Чистеньким не остался, не бойся.

Боже мой… А ведь я даже не вспомнила про Полторацкого. Вот к кому мне нужно было пойти, когда я думала, что идти мне в Питере некуда. Полторацкий, наверное, меня бы так не бросил. Но что теперь говорить. А Валеру жалко, как бы он ни хорохорился, как бы он ни был виноват передо мной. Совсем без неба…

– Пожалела бы меня хоть!

– Я и жалею.

– Мало жалеешь. А у тебя, значит, все хорошо?

– Да, у меня все хорошо.

– Счастлива ты со своим немцем?

– Да, счастлива.

– Все равно не поверю, даже если клясться будешь. Была бы счастлива – не ко мне был пошла сейчас, там, в зале – к нему бы побежала. Раз ко мне пошла – старое помнишь.

– Я все помню, Валера, но оно кончилось. Ты сам сказал, что кончилось!

– Ну, мало ли что я тогда говорил. Столько лет прошло, все изменилось.

– Но назад уже ничего не вернешь, не изменишь ничего.

– Это как посмотреть. Ты теперь другая – так ведь и я уже другой. И во всем есть свои не только плохие, но и хорошие стороны…

Дальше он, к счастью для меня, продолжить не успел – в отсек вернулись немки. Он пошел на свое место, бросив мне предварительно:

– Тебе в Питере дня четыре сидеть. Я тебя найду, погуляем.

– Валера, я не хочу! Не надо меня находить!

– А я хочу. Раз сказал – найду, значит – найду. Ты меня знаешь.

И действительно, он меня нашел. Как же бывшему летчику не найти стюардессу в гостинице для летного состава в Пулково? Не иголка. Он нашел меня, и звонил по телефону, и приходил в номер, и мне приходилось, багровея от стыда, просить своих немецких коллег врать, что меня нет в номере, я не знала, что и как им объяснить, я металась, я рвалась из Питера – но погоды не было, мы сидели в Пулково намертво, я не могла даже выйти в город, боясь наткнуться на Валеру – и в довершение всего мне не звонил Хельмут.

Я дозвонилась ему сама, на третий день. Он говорил со мной очень сухо и коротко, сказал, что занят на переговорах и не может со мной говорить. Я сказала только, что у меня все благополучно, что рейс задерживают, и предупредила, когда примерно вернусь. По его голосу я поняла, что он не может забыть ту сцену в зале регистрации, что он уверен, что сейчас я в Питере с Валерой, что он думает, может быть, что я вернулась к Валере насовсем и его просто бросила, он думает как минимум, что я ему изменяю – но когда я назвала время прибытия, он сказал, как всегда, что меня встретит.

И вот наконец нам дали добро на вылет. Больше всего я боялась, что Валера поймает меня на посадке. Я боялась – не знаю, чего я боялась. Ведь он ничего не мог мне сделать, так мне казалось, я боялась именно того, на что он рассчитывал, – боялась вновь «слететь с катушек», вспомнить все, что я так тщательно старалась забыть, и побежать за ним на край света.

Но посадка прошла нормально. Я занималась своим «бизнес-классом», и была почти спокойна – до тех пор, пока меня не позвали помочь разобраться с переводом в «эконом» и там я не увидела Валеру.

Он выжидал. Я не знала, что ему нужно от меня, но он выжидал, он охотился на меня, как кот на мышь, – и я сама позвала его в служебный отсек, чтобы раз и навсегда объясниться. Я помнила, что в Берлине меня будет встречать Хельмут. И я хотела оставить все это позади – разрываться между ними двумя я была более не в состоянии. Или уж – головой в воду…

Он пришел и стоял – смотрел на меня молча, сам не заговаривал. Пришлось мне начинать.

– Я хочу спросить тебя, что ты тут делаешь? Что тебе надо?

– Лечу в Берлин. Это моя работа. Я же тебе говорил – экспорт-импорт.

– Сам летишь, вот этим именно рейсом? Зачем?

– Собаку везу.

– То есть как – собаку?

– Так – собаку. В багажном отсеке посмотри – там сидит. Развожу породистых собак – у меня друг в питомнике работал раньше, вот у нас теперь фирма. Порода редкая, там выводим – на Западе за большие деньги продаем.

Как-то это слишком звучало – «оперетточно», что ли. Слишком смешно, слишком странно и слишком не похоже на него. И я совершенно случайно, по наитию, по догадке, ничего особенного даже в это не вкладывая, кроме своего отношения к нему в этот момент, сказала:

– Я тебе не верю.