Несмотря на пухлые щеки и рот, похожий на бутон розы, — этакий подарок карикатуристу — воинственный и живой окружной прокурор был проницательным и практичным человеком. Насколько понимал Филипп Монтан, его поведение во время гибели Барби более чем подходило под версию Двейра. Отпечатки пальцев на ведущей на балкон двери оказались смазаны, и проку от них было мало, но несколько молодых сотрудников вовсю занимались опросом студентов Международной Школы Дизайна.
Не было никаких сомнений, что Монтан уделял молодой девушке огромное внимание. Он разговаривал с ней, обедал с ней, висел над её мольбертом так, что она не могла рисовать. Мужчина явно потерял голову от девушки, которая с ним только развлекалась. Ревность Фэрчайлда и страх потерять работу заставили его убить её в припадке смертоносной ярости.
— Вы это сделали, верно, Монтан? Может, вы не хотели делать этого, но вышли с нею на балкон и скинули её с перил, когда она сказала, что собирается за Фэрчайлда замуж, ведь так?
Методом Двейра было свалить все в кучу. Это действовало в девяти случаях из десяти. Тюрьма плюс непрестанные удары молота по заскорузлому, замшелому интеллекту, уже ослабленному преступлением, — это было невыносимо своей монотонностью и жестокими повторениями. Для всех, за исключением наиболее стойких преступников. К чести прокурора, он применял это, только если было уверен в виновности подозреваемого. Но его нельзя было назвать предубежденным, и, если не помогало, не ленился дать задний ход.
Комната была маленькой, а ночь жаркой. Когда ввели Монтана, по лицу Двейра струился пот, но он не замечал его. Воротничок обвинителя был ослаблен, волосы перепутались. В помощи у него была целая команда людей, плюс окружной комиссар и помощник главного инспектора Сирс.
Филипп Монтан сидел в центре живого круга высокопоставленных особ. После двух часов безжалостного перекрестного допроса он остался так же холоден, как и в начале. Положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, он свободно раскинулся на жестком стуле. Сильное треугольное загорелое лицо ничего не выражало. Такое впечатление, что он сидел на выпускных экзаменах, которые его утомили, и заставлял себя быть внимательным. Его манеры были утомленно-учтивыми.
Макки спросил окружного комиссара, который присоединился к нему на входе. Тот пожал плечами.
— Ничего нужного и куча дряни. Старый армейский принцип.
Шотландец кивнул. Он был слишком хорошо с этим знаком. Чувства обострены, рты закрыты и ничего добровольного. Труднопреодолимая защита. И ни к чему нельзя придраться. Если бы все так делали — довольно часто и настойчиво — слуги закона были бы повержены ещё до начала. Такое бывает редко, но временами случается.
Окружной комиссар угрюмо буркнул:
— Крепкий немец — плохо, крепкий швед — ещё хуже, но крепкий ирландец — упаси Господи!
Макки двинулся вперед. На это было приятно посмотреть, как на фигуры танца. Двейр уступил слово помощнику главного инспектора Сирсу. Сирс уступил слово Макки. От жесткого к мягкому. Шотландец был вежлив, приветлив и спокоен. Он подтянул стул и сел лицом к Монтану. Потом махнул, чтобы остальные отошли. Взял пачку сигарет и предложил Монтану. Тот нетерпеливо потянулся неосознанным жестом, но отдернул руку. Макки бросил ему сигарету.
— Это не запрещено, мистер Монтан. Сигарета пойдет вам на пользу. Как насчет чашечки кофе?
Монтан покачал головой. Детектив поднес ему спичку, и он глубоко затянулся, выпуская дым через ноздри.
— А теперь, мистер Монтан, займемся вами и мисс Бэрон…
Макки потерял все, чего добился. Разговорить молодого художника ему удалось не лучше, чем Двейру. Монтан ответил вежливостью на вежливость.
— Я не убивал мисс Бэрон, инспектор. Я не знаю, кто это сделал. Больше мне нечего сказать.
Он продолжал повторять это с каменной монотонностью, несмотря на трезвые уступки шотландца, его косвенные вопросы, отвлекающие маневры. Свободно развалившись на деревянном стуле, с отсутствующим взглядом, он будто перенесся в гораздо более приятное место, бесконечно далеко от этой душной тесной клетки.
Макки уже отчаялся, когда подоспело сообщение Тодхантера. Он быстренько его переварил. Ясно, что, чем бы ни было «это», о котором упоминает Найрн Инглиш, она достала его из смокинга Монтана, лежавшего на стуле, когда маленький детектив вошел в спальню.
Макки сказал, наклонившись вперед:
— Вы забыли свой смокинг, правда, мистер Монтан? И то, что было в кармане, — и он рассказал ему о случившемся.
Ни движения, ни морщинки на худощавом, загорелом лице, но под непроницаемой маской произошла какая-то перемена — и тут Двейр все испортил.
Монтан выпрямился. Поставил обе ноги на пол. Резко спросил:
— Найрн — мисс Инглиш приходила туда? В мою квартиру? — и умолк.
Двейр стоял за Макки лицом к Монтану. Он взвился, как от острой боли:
— Что-то в кармане его пиджака, за чем приходила девушка? Что это было, инспектор?