— Мои двери открыты… — она отступила, пропуская визитера. Крылан вошел — крылья стелились за ним, — а следом показались двое дюжих матросов, тащивших третьего. Несчастный едва переставлял ноги, голова его свесилась на грудь, и черные волосы полностью скрыли лицо.
Там, где его провели, на полу оставались темные пятна. Последним вошел плетельщик узлов.
— Я же сказал, что сдержу слово, — произнес он, улыбаясь. — Видишь, как быстро нам понадобилась твоя помощь?
Он был очень бледен и шатался. Эсме опустила взгляд и увидела расплывчатое черное пятно на зеленом сукне куртки. Кровь. Она подалась вперед, чтобы приложить ладонь к ране, но крылан в мгновение ока очутился рядом и схватил ее за запястье.
— В вашей помощи нуждается вон
Эсме нахмурилась. Матрос потерял сознание, но она не чувствовала угрозы для его жизни, а вот стоявший перед ней был ранен куда серьезнее.
— Он прав. — Плетельщик попытался улыбнуться, и на его лбу выступили крупные капли пота. — Помоги… ему…
Целительница упрямо поджала губы — Велин узнал бы эту гримасу и понял, что спорить с его ученицей сейчас не стоит. Крылану подобные тайны не были известны, и он…
Она оттолкнула Плетельщика — теперь можно было не опасаться за его жизнь — и прошла мимо стола, на котором лежал раненый, к сундучку со снадобьями. Крылан уже ничего не говорил — смотрел не мигая, и в его взгляде читалось множество разнообразных чувств. Он ей не доверял, но это не имело значения.
Эсме вытащила зеленый флакончик, вытянула пробку и залпом осушила его, даже не почувствовав вкуса.
«Велин, я была и осталась дурой».
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в голове у нее прояснилось. Эсме с некоторым удивлением посмотрела на предмет, который продолжала сжимать в кулаке, — это был наконечник стрелы, застрявший у Плетельщика между ребер. Кто-то выдернул древко, но дальше этого помощь не пошла.
— Мне не нужно знать, где вы… ловили рыбу, — произнесла она бесцветным голосом. — Это меня не касается. Попридержите мысли, сударь крылан… дурные мысли о себе я слышу так же ясно, как если бы вы прокричали их мне прямо в ухо. Не стоит, право слово, оскорблять целителя в его собственном доме.
— Мне говорили, этим домом владеет Велин, — невпопад произнес человек-птица.
Эсме ощутила подступающее раздражение.
— Он умер, — сказала она резко и без всяких церемоний. Страшные слова дались легко и просто — возможно, всему виной была усталость. — Если не хотите, чтобы я лечила вашего… друга, то, пожалуйста, в Тейравене есть еще целители. А я так устала, что удерживать никого не буду. Вам решать.
Плетельщик растерянно заморгал, но не сказал ни слова. Эсме стала постепенно понимать, кто здесь главный.
— Другие целители меня не интересуют, — задумчиво произнес крылан. Кем бы ему ни приходился Велин, известие о смерти целителя нисколько не обескуражило человека-птицу. — Так ты ученица Велина? — Эсме кивнула. — Вот и славно. Значит, не будем терять времени.
Каждое слово, каждое лишнее движение отнимало силы и делало удачный исход лечения все менее вероятным. Она приблизилась к столу, на котором лежал раненый, укрытый грубым шерстяным плащом. Смутная тревога, появившаяся, едва в дверях замаячил силуэт крылана, внезапно усилилась: если поначалу Эсме не почувствовала никакой угрозы для жизни раненого, полностью сосредоточившись на Плетельщике, то теперь она ощутила нечто странное — словно тьма растекалась в разные стороны от неподвижного тела. Если он отравлен, это сильно осложняет дело… если она просчиталась, он умрет…