Невеста ворона

На городском Рынке многообразие товаров во много раз превосходило то, что продавалось в магазинах. Тут были и не совсем разрешённые магические товары, и не проверенные порталы, которые могли вести куда угодно, самая большая барахолка с вещами из иномирья. Также шла подпольная торговля чертежами и схемами механизмов, в Эйа не существовавших.

Пожалуй, самой приятной находкой дня оказался лоток, на котором большой и широкий мужчина жарил мясо на небольшой печке-болгарке. Во Дворце не ели мяса. Со временем я перестала надеяться, но это не значит, что перестала мечтать о хорошем таком стейке или жирненьком гамбургере. Так что уверена, не надо расписывать, какие эмоции я испытала, увидев хорошо прожаренные куски мяса. Понятное дело, денег у меня с собой не было (я даже не знала, как они выглядят), пришлось снять с руки браслет — всё равно во дворце этого добра столько, что никто не заметит пропажи, — и отдать его торговцу.

Кусок шашлыка на деревянной палочке я проглотила, не отходя от палатки, практически не жуя. Потом вытащила из волос золотую заколку и купила ещё. Подумала принести тайком один шашлычок Вадиму, но пожадничала.

— Откуда у вас мясо? — спросила я на всякий случай, чтобы узнать на всякий случай, где взять ещё еды, если захочу.

— Господин Рейл-ло разводит коз, мировой человек, счастья ему.

А козье мясо, оказывается, очень даже ничего.

— Может быть, господин Рейл-ло поставляет товар кому-нибудь ещё?

Торговец пожал плечами.

— У гномов спросить можно, а наши, если и разводят, то разве что куриц, да этих… такие, на индюков похожи.

Помочь ему не получилось, поскольку я не знала, что за птицы, похожие на индюков, водятся в Эйа.

Пока я ела, вокруг образовалась толпа. Люди суетились, носили какие-то предметы из одного конца площади в другой, устанавливали постамент, сооружали кафедру. Когда приготовления были закончены, на сцену вышла тонкая женщина в длинном чёрном балахоне. Она откинула капюшон, встряхнув головой с короткими светлыми волосами. Ей было к сорока годам, но лицо сохранило юношескую чистоту, гладкость и почти монашеское спокойствие. Она мне понравилась.

— Эх, снова болтать будут, не успокоятся никак, — проворчал торговец мясом.

— А кто это? — спросила я.

— Да ну, эти проклятые революционеры, борцы за свободу магии или что-то такое.

— Вы не согласны с ними?

— А что тут быть согласным? Я попросил у короля, спи он спокойно, разрешение на торговлю — мне выдали, попросил защиты от местной шайки — коммандер стражи, молодой, улыбчивый такой, сам с ними разобрался, а эти что? Чего им не живётся?

За неимением мнения я пожала плечами.

— Вот и я говорю. Пусть работать идут, тогда не будет времени думать о всякой чепухе.

Женщина начала говорить. Без усилителя звука, без микрофона, даже не особенно громко, но её было слышно по всей рыночной площади. Выступления перед большим количеством людей — к этому либо есть талант, либо нет. Я надеялась, что не посрамлюсь со своей речью, но куда мне до неё, лидера революционеров. Толкать речи я умела, проблема не в этом, в универе нас только этому и учили, но сейчас я в другом мире. Может, я выдам что-нибудь не то, а меня потом казнят. Спасибо, мне моя голова вполне нравится, волосы так особенно.

Она тем временем продолжала:

— Я никого не призываю к насилию. Ни в коем случае! Тот, кто нарушит священное течение Жизни, силой отнимет её у другого, не может более являться нашим союзником. Мы боремся за свои права, данные нам по рождению, а не против прав королевской семьи и их союзников. Мы устали молчать, мы не можем сидеть сложа руки. И мы не позволим окрасить наши руки кровью, пролитой не нами. Наша цель — мир и процветание великого королевства Эйа. Наша цель — всеобщее образование и доступность магии для каждого. Если вам не всё равно, если вы устали смотреть на то, как дети умирают от болезней, которые могут быть излечены, если вас заботит будущее, я обращаюсь к вам. Я не призываю, я прошу вас, как друзей, не стойте в стороне. Учите, проповедуйте, защищайте, отдавайте. Только так мы спасём себя и друг друга. Пусть дом ваш будет полон Жизни.

На обратном пути всё казалось каким-то другим. Городское разнообразие превратилось в критическую разницу между жизнью богатых и бедных, экзотические машины в признак неблагополучия. У них же была магия, что ещё людям надо?

* * *

Возвращаясь, я специально пошла со стороны льдины. Охраны больше не было, один Конрад и безутешно рыдающая семья, женщина лет сорока и пара детей подростков — все рыжие, стройные, изящные, как гибкие ивовые деревца. Конрад не плакал, но глаза у него покраснели, а лицо припухло. Эта часть работы давалась ему тяжело, не то что невинные заигрывания с пожилыми горожанками.