Невеста зверя (сборник)

Одилия сжалась под своим корсажем из прутиков и веревок и присела в реверансе. Как все на нее вытаращились! Возьму Эльстер за руку, подумала она, это придаст мне сил. Она протянула руку, но рядом никого не было – она остановилась в недоумении на середине лестницы, оглянулась на толпу придворных, но девушки-лебедушки нигде не увидела.

Придворные обступили ее. Они болтали наперебой, так что Одилия едва могла разобрать слова.

– Это платье такое… необычное, – пробасил старик в красной мантии кардинала. – Очень смелая, знаете ли… незамысловатость.

Крючконосая матрона обмахнулась шелковым платочком:

– Надеюсь, глину, на которой крепятся эти ветки, доставили из-за границы?

Голубки

Эльстер взяла с подноса слуги хрустальный бокал ледяного сильванера. Она долго смаковала сухое вино, чтобы потом вспоминать его вкус, когда ей придется опускать клюв в болотную воду.

– Фрейлейн фон Ротбарт. Наши отцы хотели бы видеть, как мы танцуем.

Эльстер обернулась. Насчет мундира она не ошиблась. У нее сжалось сердце – так захотелось дотронуться до синего, словно ночь, сукна, позолоченных пуговиц, медалей на груди и тяжелых золотых позументов на плечах. Этот мундир, должно быть, хранится в шкафу рядом с меховыми шубами, панталонами и ботфортами для верховой езды, шелковыми домашними куртками, пахнущими турецким табаком. Сделать такого мужчину счастливым может только возлюбленная со столь же изысканным вкусом.

Она опустила взгляд, трепеща ресницами, и присела в низком реверансе.

– Я рад, что вы надели мой подарок. – У принца были аккуратные ногти, такие розовые, что без полировки явно не обошлось. Он приподнял ожерелье на ее шее. Кончик мизинца скользнул в ложбинку на груди. – Иначе как бы я узнал вас?

Девушка многообещающе улыбнулась.

Он повел ее туда, где музыканты силились подражать стрекоту кузнечиков на закате.

– Сегодня ваш отец удостоится моей искренней похвалы, ведь вы самое очаровательное из сотворенных им чудес.

– Ваше императорское высочество слишком добры.

Еще три пары в драгоценных нарядах, жемчугах и серебре присоединились к ним в кадрили. Ловко выделывающие па башмаки вздымали клубы перьев и шелковых листьев. Хотя шею Эльстер и украшало золотое ожерелье, в этом танцевальном зале она почувствовала себя тусклой монеткой.

– Мне надо вам кое в чем признаться, – шепнула она на ухо принцу, когда они снова сошлись в фигуре танца. – Я не дочь колдуна.

Принц взял ее под руку, но не грубо, а так нежно, словно боялся, что она исчезнет:

– Это шутка?..

– Когда-то и я вела столь же роскошную жизнь. Простыни, такие нежные, словно вздох. Смех и шампанское в бальных залах. Мне даже белошвейки были без надобности, потому что я никогда не надевала одно и то же платье дважды. Мои родители были вашими саксонскими вассалами. Они давно умерли. – Эльстер выскользнула из объятий принца и подошла к ближайшему окну. Она дождалась, чтобы он приблизился и снова прижал ее к себе. – Ведь это окно выходит на восток, правда? Там мой родной край…

Она повернулась к принцу. На секунду ее взгляд задержался на фиолетовой орденской ленте у него на груди.

– Много лет назад… я потеряла счет годам… ко мне в спальню влетела черная, как демон, птица.

– Фон Ротбарт! – с негодованием воскликнул принц.

Эльстер кивнула:

– Он похитил меня, унес к себе в глушь и заточил в башне. Теперь каждое утро я просыпаюсь в лебедином обличье. Каждую ночь он добивается моей руки. И я всегда ему отказываю.

– Никогда еще я не видел подобной добродетели. – Принц прослезился, шагнул назад и преклонил колено. – Хотя вполне очевидно, что и сам дьявол не устоит перед вашими чарами.

Его глаза подозрительно заблестели, словно он сейчас заплачет или продолжит нести сумасшедший бред. Такой же блеск Эльстер иногда замечала и в глазах Одилии. Девушка сжала руку принца, но оглянулась через плечо туда, где рассталась с дочерью колдуна. Искусством превращения человека в птицу на кашемир или дамаск не заработаешь. А перья – они конечно же мягкие, но не настолько.

Утрата

Когда Одилия была совсем маленькой, отец на святки любил рассказывать ей страшные сказки. В одной говорилось о том, как безумная кухарка поймала двадцать дроздов и запекла их в пироге, на радость королевского двора. После этого Одилии снились кошмары о том, что она заперта в темной и жаркой печи, под тяжелой коркой горячего теста, с пищащими птицами. Пирогов она не ела много лет.

Глядя на то, как Эльстер танцует с принцем, Одилия почувствовала, как ее сердце сжалось от боли. Она не знала, что делать, чтобы страдание отступило, – плакать или кричать. Но когда она приблизилась к ним, ей стало легче.

– Так ты об этом предупреждала меня в карете? Это твой выбор? – спросила Одилия.

Эльстер кивнула, но руки ее, обнимавшие принца за шею, опустились.

Слова rara lingua слетели с губ Одилии, как шипение, и лишили девушку человеческого обличья. Разгоряченные щеки Одилии были мокры – возможно от слез. Она позвала отца: пусть лебедя отнесут за ноги на кухню и запекут для принца в слоеном штруделе.

Филин