Невестка

На дворе, уже основательно утоптанном, невесту окружили девчата. Ольга потянула ее на краковяк, но танец получился у них холодноватый, не было в нем той живинки, которая радует глаз, вдохновляет и отличает одну пару от другой. Обе были виноваты в этом: и Ольга и Лариса. Ольге стало грустно: представила, глядя на Ларису, как Виктор будет целовать вот эти темно-карие глаза, которые сегодня почему-то не очень весело смотрят на нее, вот эти свежие губы и щеки, эти волосы, в которых уже не будет цветов. И невольно подумалось девушке, что Лариса очень счастлива. Это счастье не раз грезилось Ольге самой, но - не судьба. Она вовсе не обижается на подругу. Пусть будет жизнь ее светла и радостна. Может, когда-нибудь придет счастье и к ней, Ольге, дочери Шандыбовича, которого в Крушниках никто не любит. Дочь Шандыбовича, дочь Криницкого... Там дочь, и тут дочь, а разница, видно, большая. И матери у некоторых дочерей не такие, как надо: люди работают в колхозе, а они гонят самогонку. И торгуют этой самогонкой. А некоторые дочери знают об этом и молчат. Не смеют перечить родителям, боятся, как бы не перевелись на столе вкусные блины да как бы случаем не сумел кто-нибудь в деревне лучше и нарядней одеться...

Ольга повела глазами по кругу и увидела Павла. Тот танцевал с одной девушкой из Ларисиного звена. Лицо ее светилось радостью и вдохновением, а ноги ходили так легко, что казалось, вовсе не касались земли. Он возбужденно смотрел на партнершу, а та готова была весь свет удивить своей ловкостью.

"И этот меня покинет, - с болью подумала Ольга. - Пусть покидает! Все пусть покидают: за что меня любить?! И Лариса, и эта, что с Павлом, Варька, - обе они лучше меня. Им за родителей не стыдно, и сами они на настоящей работе. А я?.. Что я делаю? Подсчитываю трудодни да пишу в правление бумажки под диктовку Виктора. Брошу все к черту! Пусть сам подсчитывает то, что иной раз и на пальцах можно показать, пускай сам пишет свои бумажки. Попрошу Ларису, чтобы взяла в звено".

А Лариса посматривала на двери, ожидая, что скоро выйдет жених. Хотелось еще раз глянуть ему в глаза. А может, спросить про этих поросят у Ольги? Она же там все выписывает и записывает.

Рука у Ольги почему-то холодная, хоть на улице так тепло. И ни капли пота на лице, только редкие веснушки возле маленького носа и под глазами стали заметнее. А глаза грустные, опечаленные. Нет, не нужно сейчас у нее спрашивать...

Виктор явился, на удивление всем, чуть ли не в объятиях Шандыбовича. Лариса почувствовала, как задрожала Ольгина рука. Они перестали танцевать. Гармонист заметил, что невеста утомилась, и оборвал игру, но крепко захмелевший барабанщик не обратил на это внимания. Он колотил в свой бубен с еще большим ожесточением. Поскольку все танцоры были на том же свадебном уровне, что и барабанщик, то и они не заметили, что гармонист давно уже сидит, опершись подбородком на сложенные меха. Жарили под бубен так, что только пыль клубилась из-под ног.

Ольга молча оставила Ларису и пошла к тем девчатам, которые тоже бросили танцевать и, стоя под развесистыми ветвями груши, обмахивались косынками. Лариса приблизилась к Виктору. Жених не был пьян, хотя разговаривал со всеми громко, раскатисто смеялся и охотно принимал преувеличенные знаки уважения от Шандыбовича. Увидев Ларису, он подался к ней, но Шандыбович удержал его за плечо.

- Подожди, Би-бирюк, - уже слабовато владея языком, сказал он, - с нею ты еще натешишься...

Лариса взяла Виктора под руку.

- Ты, соседочка, - обратился к ней Шандыбович, - нажимай на лен, нажимай! Я лично думаю, что ты можешь прославить и бри-бригадира, и всех нас, грешных, вместе взятых.

- Завтра об этом поговорим, - стараясь оторваться от назойливого соседа, сказал Виктор. - Пойдем теперь отпляшем так, чтобы подошвам жарко стало.

Гармонист заиграл польку. Лариса радовалась, что Виктор не пьян - она очень боялась пьяных, - и решила сразу начать с ним тот разговор, который не давал ей покоя.

- Витя, ты на ферме взял этих поросят? - несмело и тихо спросила она.

- Каких?

- Что мама жарила...

- А-а, этих! На ферме. Ну и что?

Голос у Ларисы задрожал:

- Витя, да как же это?.. Как ты мог?..

- Я их выписал, - спокойно и уверенно ответил Виктор. - По всем правилам! Вот ведь какая ты! Хочешь, документы покажу? Неужто на свадьбу бригадира нельзя отпустить парочку?

И Лариса успокоилась.

В хате у Данилы сразу посветлело. По-иному стали выглядеть стены, потолок, печь. Исчез тот кисловатый запах, что держался в хате много лет. Теперь глянешь - и глаз радуется: возле стены большая кровать с горой подушек, лежит подушка и на печи. Это для Данилы.

А Данила давно уже отвык от мягкой постели. Когда в первый раз он уступил Ларисиной просьбе и положил под голову подушку, то долго не мог уснуть. Все ему казалось, словно что-то шевелится, шелестит под ухом.