- Что записывали! - уточнила Ольга. - Может, в газете поместят!
Вечером, когда шли домой, она приотстала от девчат и подала знак Ларисе. Они пошли тише. Девчата им не мешали, так как знали, что у Ольги и Ларисы могут быть свои секреты.
- Будет на Павла жаловаться, - хмыкнув, бросила Варька и с любопытством оглянулась.
Но Ольга и не думала жаловаться на Павла, на сердце у нее лежало совсем иное горе.
- Я убежала из этой боковушки, - тихо, задумчиво проговорила она. Если можно, возьми меня в свое звено. Больше я так не могу. Поверь, Лариска! Не могу!
- Я тебе еще весной об этом говорила. Помнишь?
- Помню, но тогда... - Тут Ольга перешла почти на шепот. - Я думала, может, чего не понимаю, может, неправильно смотрю на некоторые вещи... В родной семье живу, не где-нибудь. Как и всем детям, хотелось мне любить своих родителей, верить им, гордиться ими. Подумай, как бы ты осмелилась сказать что-нибудь против родителей, а не то что сделать?
- Мне кажется... - неуверенно начала Лариса. - Я думаю, что смелости у меня хватило бы, если бы понадобилось.
Она растерянно глянула на подругу и вдруг задумалась. Несколько Ольгиных слов прошли мимо ушей. "А что, если придется против мужа выступать? Говорить открыто, перед людьми. Хватит ли смелости, выдержат ли нервы? Это не на выставке про лен рассказывать".
Лариса даже испугалась этой мысли, ей стало грустно, и почему-то отпало желание спешить домой.
- Сколько раз я собиралась! - говорила тем временем Ольга. - Сколько раз клялась себе!.. Брошу все! Брошу не только боковушку, но и самую хату! Чтоб глаза мои не видели, чтоб уши мои не слышали, что вокруг меня делается. Пойду расскажу какому-нибудь доброму человеку обо всем на свете или напишу в райком. И всякий раз что-либо сдерживало. Хватало за руку, за язык. То родителей жалко было, то самой себя, то тебя, Лариса.
- Почему это меня, Ольга?
- Потому что и Виктор очень скоро начал наведываться в нашу боковушку. Молчала, знала, что ты будешь переживать, если я вмешаюсь, и, может, даже плохо подумаешь про меня. Вместе же когда-то гуляли, и - не буду скрывать Виктор нравился тогда и мне.
- Я знаю, что нравился. - Лариса доверчиво глянула на подругу. - Но я плохо не подумала бы.
Взошли на мостик. Сухие доски неприветливо скрипнули, и у Ларисы кольнуло под сердцем. Первый раз она не остановилась тут, не посмотрела на красивую, всегда говорливую речку.
- Весной я радовалась, - продолжала Ольга. - Виктор принял бригаду. Думала, что будет и у нас порядок, как у людей. Куда там! Новый бригадир пошел по тропке старого, да еще, пожалуй, и опередил его кое в каких делах. Ты уже знаешь о его танце с балабешкой? - невольно улыбнулась Ольга.
- Знаю, - ответила Лариса.
- Все эти дни, что ты была на выставке, пил без просыпу. Не обижайся на меня за эти слова... Дал подписку моему отцу, что выдаст ему половину своей премии за лен, - и пил, дурачился. В воскресенье вечером гуляли в клубе. Смотрим, открываются двери и высовывается из-за косяка лошадиная голова. Глаза сверкают, как у черта. Мы перепугались, шум подняли. Думали, что, может, кто нарочно такую штуку выкинул. А тут въезжает в зал Виктор на коне. "Играй! - кричит гармонисту. - Играй, как на моей свадьбе играл! Если мой жеребчик научится танцевать польку, премирую тебя живым поросенком!" Едва выставили его хлопцы оттуда. Скакал по улице потом до тех пор, пока Мефодий не отобрал жеребчика. Отца, слыхать, выгонял из дому... Ты поговори со свекром, Ларисочка, милая! - вдруг в отчаянии воскликнула Ольга и остановила подругу, ткнулась лицом в ее плечо. Руки ее дрожали на груди у Ларисы. Если бы ты знала, как мне тяжело об этом говорить! Я просто не знаю, что делаю, забываю, что он - твой муж!
- Ничего, Ольга. Ничего... Я понимаю, ты не только о нем говоришь. Тебе так же тяжело, как и мне. Пойдем потихоньку!
Они шли какое-то время молча, обнявшись. Ольга взволнованно комкала в руке уголок своего мягкого шарфика, которым слегка прикрывала затылок, плечи и островатые девичьи груди. Вечер был теплый, хоть осень чувствовалась и в воздухе, и в цвете неба, и в разных полевых запахах. Лариса вдруг наступила босоножками на что-то сухое, жесткое и даже присела. Ее клетчатый платок сполз на шею. Подняла несколько стебельков семенного клевера и начала растирать в руках подсохшие головки. На ладони рассыпались маленькие юркие зернышки.
"Золото, - подумала звеньевая, - настоящее золото, а пропадает из-за нашего бригадира". Глянула вокруг. Огромная площадь семенного клевера только при самой дороге была местами скошена, а так - весь стоял под сухими ветрами, осыпался.
"Надо спасать это богатство, - забеспокоилась Лариса. - Собрать девчат, кто умеет косить..." И вдруг - боль в сердце: "А смогу ли я завтра говорить с девчатами, смогу ли взяться за косу сама?"