— Мы сказали Бути и Коуди и хотим, чтобы и ты знала, но мы не собираемся делать официального заявления о нашей помолвке до конца путешествия. Мы считаем, что уже поженились, но для мамы Уэбба и его друзей в Англии состоится еще одна церемония.
— Я знала, что отец Уэбба — англичанин, но не имела ни малейшего представления о том, что он граф. Значит, Уэбб унаследовал титул и… Мем, ты — графиня! — воскликнула Перрин.
Мем закружилась на месте, ее юбки кружились вместе с ней. Когда она остановилась, ее карие глаза сверкали, точно драгоценные камни.
— Я знаю. Разве это не чудесно? — Она громко рассмеялась, и на ее лице появилась озорная улыбка. — Бути до сих пор не может прийти в себя от изумления. Ей трудновато изменить свое предубеждение против «этого индейца», который оказался лордом Олбани. Но Бути согласилась принять приглашение Уэбба и поехать с нами в Англию. Ты бы видела ее лицо, когда мы…
Мем, переполненная планами и перевозбужденная от счастья, села на землю, обхватив руками колени. Она рассказала Перрин, что они с Уэббом поженились по индейским обычаям, потом написали его матери, сообщив эту новость. Она взахлеб рассказывала о поместье Олбани, об их городском доме в Лондоне и о вилле в пригороде Рима.
— Я не могу в это поверить, — закончила Мем, и ресницы ее увлажнились от избытка чувств. — О, Перрин, я думала, что выхожу замуж за человека без гроша в кармане, а оказалось, что он — состоятельный граф. Это так… это просто…
— Удивительно, — закончила за нее Перрин.
— И теперь меня не мучают головные боли! — воскликнула Мем.
Женщины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Они смеялись над пылью, покрывающей их лица и одежду, смеялись над своим лагерем с видавшими виды фургонами, смеялись над тем, что Мем стала леди Олбани, смеялись над удивительными поворотами судьбы.
Еще долго после того, как Мем, не чуя под собой ног от радости, вернулась к своему фургону, Перрин неподвижно сидела на глыбе застывшей лавы и смотрела, как солнце скрывается за зазубренной линией гор Бойсе. Она искренне радовалась за Мем, но блеск чужого счастья только подчеркивал тьму ее собственной жизни.
Любовь или честь — выбор, который предоставила ей Сара, не переставал ее преследовать. Независимо от обстоятельств, в которых она пребывала в то время, сам факт, что она стала любовницей Джозефа Бонда, был позором. Из всех причин, по которым Перрин решилась предпринять это путешествие, возможно, самой веской была попытка убежать от позорного прошлого и восстановить свое доброе имя. Разве могла она знать, что судьба уготовила ей встречу с Коуди Сноу? Грудь ее приподнялась от глубокого вздоха.
Время от времени она заставляла себя думать о своем суженом. Она надеялась, что Хорас Эйбл — мужчина представительный, надеялась, что он окажется хорошим человеком и она сможет полюбить его.
Но сердце шептало ей, что это невозможно. Она не любила Джэрина Уэйверли, не любила Джозефа Бойда и никогда не полюбит Хораса Эйбла. Она могла отдать свое сердце мужчине только один раз и навсегда.
И когда Перрин увидела вдруг Коуди, направлявшегося к ней, увидела его лицо, освещенное скупыми лучами заходящего солнца, она поняла, что выбор сделан. Вот мужчина, образ которого врезался в ее сердце. Этого мужчину она будет искать в каждом темноволосом незнакомце, в каждом проницательном взгляде прищуренных глаз. Она будет слышать его смех до последнего своего вздоха. Любовь к нему станет тайной трагедией всей ее жизни.
И любовь к нему станет самым искренним ее раскаянием, потому что тот новый человек, которым стала Перрин во время этого путешествия, не пойдет на сделку с собственной совестью. Больше никогда!
— Гек сейчас чинит ось вашего фургона. Застывшая лава крайне вредна для копыт мулов, но Майлз считает… — Коуди замолчал, когда увидел ее лицо. — Когда ты на меня так смотришь… — Отвернувшись от нее, он выругался и взглянул на фургоны. — Господи Иисусе, Перрин! Что же, черт побери, мы делаем?
Перрин сжала кулаки.
— Мы стараемся избегать друг друга, чтобы не совершить еще одной ошибки, — сказала она, думая о Мем и Уэббе. Перрин искренне радовалась за Мем. Но, к ее стыду, камешек зависти лежал у нее на сердце.
Коуди посмотрел ей в лицо, возвышаясь над ней во весь свой рост. Первая ясная звездочка появилась и запуталась у него в волосах.
— Я не могу спокойно тебя слышать и видеть. Меня сразу же охватывает возбуждение. Я вспоминаю, как обнимал тебя, вспоминаю вкус твоих поцелуев и… — Тихий стон вырвался из его горла. Он закрыл глаза на целую минуту, затем пристально посмотрел на нее. — Мне не больше, чем тебе, нужны все эти осложнения. Я каждую минуту борюсь с мыслями о тебе. Все время напоминаю себе, что ты упрямая и вздорная. Я говорю себе, что ты была любовницей другого мужчины. Я говорю себе, что ты равнодушно отнеслась к тому, что было между нами.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — прошептала Перрин. — Я набросилась на тебя, потому что думала: ты видишь во мне лишь развлечение на время долгого пути, я для тебя — пропащая женщина, женщина для постели.