Невесты Шерраби

Кабинет Саймона выходил на озеро. Когда-то на террасах, отделявших дом от берега, был разбит виноградник, который, как рассказывал Саймон, давал неплохое вино. Оливия посмотрела в окно и ахнула. Поместье поразительно изменилось. На том месте, где стояли скучные домишки с мансардами, красовались шпалеры, увитые зеленой лозой. Если бы Саймон был принцем, Оливия бы поверила, что она Золушка…

— Оливия. Ты сказала, что хочешь что-нибудь делать. Перестань грезить наяву, — вторгся в ее фантазии бодрый голос Саймона.

Она спокойно кивнула.

— Извини. Что ты хотел мне поручить? — Оливия обвела взглядом обшитую панелями комнату с книжными шкафами от пола до потолка, компьютер и неуместное здесь резное деревянное бюро, казалось, знавшее лучшие дни, — единственный нестандартный предмет в этом идеально приспособленном для работы, но не имевшем своего лица кабинете.

— Вот. — Саймон вынул папку из середины аккуратной стопки документов, лежавших на письменном столе. — Ты очень грамотно пишешь. Можно проверить здесь орфографию и пунктуацию. Кажется, программа-редактор, установленная на компьютере, имеет на этот счет собственное мнение.

Оливия взяла у него папку.

— Что это? — спросила она.

— Отчет, который я написал для министерства.

— Ох… А это не секретно?

— Нет, — с раздражающе-снисходительной улыбкой сказал Саймон. — Отнюдь не все правительственные отчеты имеют гриф "секретно". В подавляющем большинстве они ужасно скучные. Этот отчет посвящен человеку, с которого я когда-то не спускал глаз. Теперь он сидит в тюрьме… Это не очень срочно, но я бы хотел, чтобы ты его закончила к Рождеству.

Он снова смотрел на нее сверху вниз.

— Понимаю, — кисло ответила она. — Ты уверен, что можешь доверять мне?

— Почему бы и нет? Ты моя жена.

О да, подразумевалось, что так оно и есть, но…

— Но это еще не причина, чтобы доверять тебе? — догадался он о направлении ее мыслей. — Не согласен. Доверие — весьма существенная часть такого брака, как наш.

Такого брака, как наш? Он не сказал "брака по расчету", но, безусловно, подумал. Достаточно видеть, как ему не терпится от нее избавиться.

— Саймон, — повинуясь странному порыву, произнесла она. — Я хочу…

— Да? — Саймон вздохнул, сел на краешек письменного стола и сложил руки на груди, словно разговаривал с нерадивым служащим. — Что ты хочешь?

Когда она не ответила, поскольку не знала, что сказать, он поднял брови и начал покачивать ногой взад и вперед. Оливия не двигалась. Тогда он кивком указал на папку и сказал.

— Можешь забрать ее с собой.

Он прогонял ее. Прогонял. А она не могла уйти. Между ними оставалось слишком много недосказанного. А когда появилась возможность поговорить, у нее отнялся язык. Да и что она могла ему сказать? Что он кажется ей невыносимо желанным, хотя сидит с небрежным видом и мечтает поскорее от нее избавиться? Что ей хочется бросить этот дурацкий отчет и упасть в его объятия?

Но какой смысл? Разве от этого что-нибудь изменится? Потому что как бы она ни желала его, она не может всей душой отдаться человеку, который женился на ней под фальшивым предлогом. Дэн, по крайней мере, был честным, когда делал ей предложение.

Она уже была у дверей, когда почувствовала на плече руку Саймона.

— Подожди минутку, — сказал он, — мне надо кое-что выяснить.

Оливия ждала. Она не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы хотела этого. От его прикосновения у нее ноги приросли к полу. Языки пламени пронзали ее грудь, заставляли задыхаться, а она знала только одно — это пламя исходит от мужчины, который стоит у нее за спиной. Когда он положил на ее плечи обе руки и привлек к себе, жар стал нестерпимым и Оливия едва не лишилась чувства.

— Ага, — сказал Саймон. — Я так и думал. Это ответ на один из моих вопросов.

— Ч-что? — заикаясь пробормотала Оливия, которая понимала только одно — она не может жить без этого мужчины.

— Что ты обольстила меня в ту ночь не только из верности долгу.

Он почти угадал. Потому что в конце этой сцены верность долгу не играла никакой роли.

— Не только, — призналась Оливия, отчаянно пытаясь не выдать себя.

— Прекрасно, — пробормотал Саймон. — Долг и похоть. Первое скучно, второе чаще всего грязно. Комбинация не из лучших, верно? Конечно, если в нее не входит доверие.

Его слова возымели действие. Оливия обнаружила, что она может двигаться.

— Ты ведь не просишь так много, правда? — с горечью спросила она.

— Не думаю. — Ладони Саймона скользнули по ее рукам, погладили их, а затем медленно спустились на бедра.

Оливия застонала и крепко прижала к груди папку с рукописью. Саймон продолжал гладить ее. Когда у нее вновь отнялись ноги, Оливия повернулась к нему лицом и с отчаянной надеждой посмотрела в глаза.

Она сама не знала, что ожидала увидеть. Что угодно, только не отсутствие эмоций, только не равнодушие и холодное бесчувствие. Взгляд Саймона заставил ее ощутить такую колоссальную потерю и такое глубокое горе, которых она еще не испытывала. Но как она могла горевать о потере того, чего у нее никогда не было?