Невезение. Сентиментальная повесть

У меня есть несколько вариантов. Податься в Одессу, или перекантоваться какое-то время в Херсоне, пока я не разберусь в сложившейся ситуации. В Одессе живет мой старинный армейский приятель. Первое время можно перебиться у него. Хотя мы общаемся последние годы все реже и реже, жизнь и расстояния нередко разводят и близких людей, знаю, что он не подведет.

Гл. 14

Маленького росточка, внешне даже хилый, с явными залысинами на высоком лбу, Димка, на первый взгляд, производил невыгодное впечатление заурядного шибздика. Он был меня моложе. Ко времени появления его в нашей части в Ленинакане, я уже служил второй год. Никогда не забуду нашу первую встречу. Я принес командиру на подпись шифровки, как вдруг в коридоре раздался какой-то шум, дверь резко отворилась и дежурный по части старший лейтенант Сидошенко буквально за шиворот втащил в кабинет плачущего навзрыд, упирающегося худенького солдатика. Слезы в армии нечастое дело, и я обратил внимание, с каким недоумением глядит шеф на этого плаксу. Солдатик, громко захлебываясь, причитал:

— «Я больше не буду, честное слово, это в первый и последний раз!», — и я был очень удивлен, когда офицер доложил командиру суть его проступка. Оказывается, во время обеда над ним решил подшутить сержант Дышлов, коренастый тупой битюг-старослужащий. Он незаметно поставил на место поднявшегося за хлебом Мечика миску с борщом, тот, естественно, не заметил, а когда вскочил с мокрой задницей и увидел от всей души веселящегося сержанта, ни секунды не задумываясь, схватил миску и вылил остатки на голову глупого ветерана. В столовой поднялся страшный шум, оскорбленный в своих лучших чувствах сержант набросился с кулаками на молодого солдатика, в общем, этих мо́лодцев еле растащили, а так как рядовой оскорбил действием старшего по званию, за что можно было и в дисциплинарный батальон угодить, его привели на разбор к начальству. Командир принял соломоново решение: приказал дежурному офицеру наказать обоих участников происшествия и со словами:

— «Боже мой, кого призывают сейчас служить в армию!» — вернулся к секретным бумагам.

А через месяц, во время учений в Араратской долине, подобная ситуация странным образом повторилась. Опять к командиру привели этого солдатика, снова он безутешно рыдал горючими детскими слезами, уверяя командира, что подобное «никогда в жизни больше не повторится!», но на этот раз история оказалась интересней.

Я вспоминаю нашего двухметрового повара, версту коломенскую, молдованина Драгана из Бельц. Как наяву, вижу его, нетерпеливо размахивающего металлическим половником на высокой ступеньке полевой кухни, и до сих пор не могу сообразить: каким образом, в ответ на его реплику: — «А ну, давай миску живей, салага, маму твою я …», — маленький Дима Мечик, безмерно скучавший по своей мамочке, умудрился подпрыгнуть и нанести повару страшный удар в подбородок, повергший этого гиганта наземь, в хлюпающую под кухней жижу?

Повара еле откачали, а командир, после довольно продолжительной беседы с плачущим драчуном, вскользь заметил, что за пареньком стоит приглядывать: как бы в очередной раз во время такой вспышки у него не оказалось под рукой огнестрельного оружия…

Дима был одесситом. Со временем мы подружились. Это был вполне сформировавшийся благородный юноша. Он выручал других, даже рискуя собой. Несмотря на невысокий рост и невзрачную внешность, твердый характер и непреклонная воля неизменно выделяли его в любом обществе. Люди, способные на самопожертвование, вообще не часто встречаются в нашей жизни. Однажды он серьезно выручил меня.

Здесь надо сделать одно отвлечение. На моем рабочем месте, в предбаннике каморки-пенала шифровальщика, в старом деревянном шкафу на проволочных плечиках висела полевая форма нашего начальника штаба майора Сердюкова. Он облачался в нее несколько раз в году во время тревог и учений. Зачем я отвлекаю ваше внимание такими мелочами? Чтобы было понятнее, каким образом мне частенько удавалось прогуляться по городу в прекрасной офицерской форме, сидевшей на мне лучше, чем на родном хозяине. С ней, правда, не очень сочетались солдатские кирзовые сапоги. С 46-ым размером обуви натянуть на себя 42-ой майорский мне не удавалось, но встречные военнослужащие, как правило, не обращали на это внимания и охотно приветствовали молодого решительного майора, спешащего по своим офицерским делам в сторону Текстиля — микрорайона, где располагались девичьи общежития местного хлопчатобумажного комбината.

Однажды Дима пригласил меня поучаствовать в одном дружеском застолье. Сходить на день рождения его девушки, жившей в общежитии в комнате с двумя подругами и попросившей его прихватить с собой парочку дружков. А так как увольнительных у нас не было, я надел свою майорскую форму, достал ребятам специальные повязки и под видом патруля мы отправились в город.