- Пейте, ребята, не обращайте внимания, - сказал Альфонс бодрым голосом. - А я скоро уйду. Если вы проведете со мной еще полчаса, то или попадете на гауптвахту, или здесь обвалится потолок.
- Не говори глупостей, - сказал Пашка и подозвал официанта. - Еще пятьсот капель, папаша!
- Валяй нам все, как на исповеди, младший лейтенант Кобылкин! - сказал я.
- Да чепуха... Так, знаете... Короче, таракан. Обыкновенный таракан. С усиками, рыжий... Пейте, ребята, не обращайте внимания.
Но мы отставили рюмки.
- Я уже старлеем был и... вот... Стреляли по береговым целям главным калибром... Сам сидел за башенным автоматом стрельбы... дал залп по сигналу... накрыл близким перелетом своего флагмана... Понизили в звании... теперь на берегу, - скупо, но точно доложил Альфонс.
- Прямое попадание в своего флагмана? Это же надо уметь! - сказал я.
- Недаром же Альфонс учился четыре года вместе с нами, - сказал Хобот.
Мы старались чуткими шутками смягчить тяжелые воспоминания Альфонса.
- В сигнальное устройство горизонтальной наводки попал таракан, замкнул контакты, и сигнальная лампочка загорелась, когда орудия смотрели не на цель, а на флагмана. Вот и все, ребята. Как таракан заполз в пломбированный блок сигнализации, не знает никто, но кто-то должен отвечать... вот и... Я-то, как вы знаете, ничему не удивляюсь, а флагман удивился, объяснил Альфонс.
- Обычное дело, - сказал Пашка. - Все флагманы удивляются, когда по ним всаживают из главного калибра собственные эскадренные миноносцы. Выпьем, ребята.
- Ударим в бумеранг! - сказал Бок. И все мы улыбнулись, вспомнив училищные времена. Именно это выражение означало когда-то для нас выпивку.
- Сейчас я уйду, - сказал Альфонс. - А то у вас будут какие-нибудь неприятности сегодня.
- Перестань говорить глупости, - сказали мы в один голос.
Единственным способом задержать его было попросить о чем-нибудь подняться опять же на Голгофу за нас.
Через столик сидела прекрасная женщина со старым генерал-майором медицинской службы. Всегда, когда видишь молодую женщину с пожилым толстым мужчиной, становится обидно. И сразу замечаешь, как некрасиво он ест, как коротки его пальцы и как жадно он смотрит на денежную мелочь, хотя ест он красиво, пальцы у него не короче ваших, а смотрит он, естественно, не на мелочь.
От женщины, сидевшей с генералом, пахло духами и туманами. Уверен, что в сумочке ее лежал томик Блока и на ночь она перечитывала стихи о Прекрасной Даме.
- Альфонс, - тихо и несколько скорбно сказал Пашка, - сейчас ты встанешь, подойдешь к их столику, скажешь этой старой клистирной трубке что-нибудь любопытное и уведешь женщину к нам.
- Да, - согласился Бок. - Тебе, Альфонс, терять нечего. А дама прекрасное существо.
- Девочка - прелесть, - чмокнул губами Хобот.
Вы заметили, как перепутались в наш век женские наименования? Пятидесятилетнюю продавщицу в мясной лавке все называют "девушка", хотя у нее пятеро детей. А однажды я сам слышал, как пожилые дорожные работницы, собираясь на обед, говорили: "Пошли, девочки!" "Дамочкой" у нас принято называть этакое накрашенное, легкомысленное существо в шляпке с пером. Но опять же я сам слышал, как кондуктор, выпроваживая из трамвая крестьянок с мешками картошки, орал: "Следуйте пешком, дамочки, потому что у вас груз - пачкуля!" Мне самому сейчас уже за сорок, но каждый дворник или швейцар, запрещая мне что-нибудь, обязательно говорит: "Топай, топай, парень!" И даже фетровая шляпа не помогает.
- Я могу попробовать, если это вам нужно, друзья, - сказал Альфонс. Только очень уж я не умею с женщинами. Вам ее телефон узнать?
Вы оцените самоотверженность этого человека, если узнаете, что еще ни одна женщина не спрашивала у него, любит ли он ее, и если любит, то насколько, и как, и каким именно образом, и любил ли он кого-нибудь до нее так, как ее. Ни одна женщина еще не отбирала у него получку и не выгоняла в баню четыре раза в месяц.
Ведь женщинам нужна в мужчине уверенность в себе, я бы даже сказал, нахальство. А откуда у хронического неудачника может быть уверенность в себе? Наоборот. Совершенно никакой уверенности у него нет.
Прибавьте ко всему этому еще волевую физиономию медицинского генерал-майора и одинокие звездочки на плечах Альфонса. И тогда вы поймете, какой самоотверженностью обладал наш друг.
- Брось, - сказал я. - Еще рано заваривать такую кашу...
Я, правда, знал, что если у человека всю жизиь идет от мелких неудач ко все более крупным, серьезным неудачам, то единственное здесь - перешибить судьбу чем-нибудь этаким отчаянным, грандиозным по нелепости поступком. Но дело в том, что могут быть два исхода: один - судьба действительно переломится, второй - судьба с огромной силой добавит неудачнику по загривку.
- Подожди немножко, старая лошадь, - сказал я. - Но не уходи совсем от нас. Ты нам сегодня еще можешь здорово понадобиться.
- Как знаете, ребята, я для вас на все готов, - сказал Альфонс.