Невезуха

— Пошел на хрен! — проговорил я. То, что творилось внутри меня, трудно объяснить, а еще труднее рассказать. Ноги дрожали от слабости и страха, в желудке была буря, мозг застыл, словно замерз, руки не подчинялись. Передо мной была сама смерть. — Прямо сейчас, пока я не рассердился. Потому что если я рассержусь, тебе хана, знаешь, как быстро бегаю?

Не помню, какую еще чушь я нес, но видимо зверь меня понял, потому что в ответ так сильно шарахнул меня лапой, что я улетел к кустам. Думал, что потеряю сознание от боли и страха, но ничего не произошло, а зверь развернулся, победоносно фыркнул прямо в лицо Мии и ушел. Одно мгновение, и его не стало.

«И что это было? — подумал я, теряя наконец-то сознание. — Нет, ну сколько можно? Что это за жизнь пошла, я уже весь в шрамах. Кто же меня такого битого-перебитого полюбит?»

Очнулся я на чем-то теплом и твердом, а еще это нечто покачивалось. Открывать глаза не хотелось. На фиг мне такая жизнь? Увидит кто-нибудь, что я очнулся, сразу какую-нибудь бяку придумает. Говорил же один сатирик, объяснят таким тупым как я, что с человеком не делай, он все равно ползет на кладбище. Вот и я ползу. Или не ползу? Что там такое подо мной шевелится с острым горбом? Я приоткрыл глаза чисто из любопытства. Лимонно-желтое небо покачивалось перед глазами, на нем уже изрядно надоевшее голубое светило ползло к закату. Морду моего лица обвевал легкий ветерок, которые нес в себе множество разных незнакомых запахов, но больше всего пахло мокрой шерстью, причем больше от меня, чем от окружающего мира. А вот это уже мне показалось немного тревожно. Если я покрылся шерстью, да еще мокрой, то это конец моей мечте стать моделью и рекламировать трусы. Я так не хочу! Не убивайте мечту!

Над головой колыхались ветки, причем были они высоко. Все-таки лес. А это значит всё та же планета и те же деревья. Значит, живой. Похоже, от последней мысли я больше всего расстроился. Как-то мы с одним парнем разговаривали в больнице о жизни, прочем, у него был рак и жить ему оставалось совсем немного. Вот я и брякнул о том, как хорошо было бы стать бессмертным. Знаете, что он мне ответил? Бессмертным быть хорошо, если ты здоров и нигде ничего не болит. А если ты болен, если от боли за ночь прогрызаешь в простыне огромною дыру, чтобы не кричать и не беспокоить других, то на фиг нужно такое бессмертие? А самое скверное, если ты парализован, не можешь пошевелиться как Стивен Хокинг, и будешь жить вечно. Нет уж, на фиг нам такое бессмертие, нам бы лучше смерть…

Я тогда его не понял, зато сейчас по-настоящему прочувствовал то, что он мне тогда сказал. Вот нафиг мне такая регенерация и бессмертие, если так больно? Чтобы мучиться и страдать? Это же как ад для грешников, боли много, а умереть не получается. Только кто меня спрашивает? И вообще, с чего я взял, что выбираю свою судьбу? Если хорошенько подумать, то в своей жизни я всегда выбирал между плохим и очень плохим. Разве это выбор? Но с другой стороны, когда знал, что скоро умру от своей фарфорости, именно тогда я был по-настоящему свободен. Когда человек знает, что скоро умрет, он ничего не боится. А чего ему бояться? Тюрьмы? Так смерть его от нее освободит, к тому же смертельно больных не сажают, кому они нужны в зоне? Кто с покойником наполовину будет возиться?

Бояться смерти? Вот уж глупо бояться того, что уже маячит за твоей спиной.

Именно в то время я лез в любую драку в надежде, что меня зарежут или забьют ногами, потому что умирать от болезни гораздо хуже, но главное дольше и гораздо больнее. В результате добился обратно результата, меня стала бояться вся шпана в моем районе. И правильно делали, потому что меня можно было только убить, но никак не победить, я вставал и снова лез, как бы меня не били.

Ну, ладно, это лирика. Итак, я снова живой, меня куда-то несут, точнее везут. Я попробовал приподняться и понял, что мои ноги и руки связаны. Выходит, что? Правильно, меня привязали к кошке, которая, бедняга, меня тащит неизвестно куда. Значит, все хорошо, все живы, можно и дальше спать. С этой оптимистичной мыслью я снова закрыл глаза и заплакал.

Мне было больно, отбитые внутренние органы стонали и плакали, но постепенно все слабее и слабее, все-таки регенерация — это не так уж и плохо, наверное. Нужно только потерпеть, а потом станет легче, правда, терпеть придется долго, ну да бог с ним, со временем, в конце концов, не в первый раз. Одно время, когда болел фарфоровостью, вообще боль не проходила, а обезболивающие не помогали. Я тогда научился не замечать время, просто мысленно представлял его в один поток, текущий куда-то мимо меня. Мне врачи, конечно, предлагали мощные обезболивающие, типа морфина, только я отказывался, не хотелось становиться наркоманом раньше времени.

Выдержал же тогда, смог, выжил, и здесь выживу. В конце концов, это же исполнилась моя мечта о бессмертии и полной регенерации. Я же мечтал об этом бессонными, бесконечными ночами, когда мое тело грызла боль.