Невиданная птица

Проснувшись пораньше, я сбегал за хлебом, взял топор, провизии в рюкзак и ушел из дому, не разбудив маму. Я только оставил ей записку: «Мамочка, не волнуйся и не сердись. Ушел по важному делу. Вечером вернусь».

Часа через полтора наша экспедиция высадилась из поезда на маленькой платформе Раздолье.

Хотя мы я собирались к вечеру вернуться домой, но каждый из нас снарядился на-славу: каждый нес топор, или пилу, или веревку для вязки плотов; у каждого за спиной был мешок с засунутым туда пальто и однодневным запасом провизии. Яков захватил свой фонарь, Оська — компас, а Саша Ивушкин — бинокль.

Мы шли гуськом вслед за Тимошкой по тропинке между картофельными полями.

Завснаб то и дело оглядывался и даже пятился задом, чтоб удобней было говорить:

— Ребята! Мы вроде экспедиции, которая ищет эти… как их… Ну, железо там, нефть…

— Разведчики полезных ископаемых, — подсказал Анатолий.

— Ага! Будто нас послали найти такое полезное ископаемое, которое имеет огромное значение для страны.

— Нет, товарищи! — сказал Оська. — А знаете, какое еще значение имеет наша экспедиция? Не только строительное, а еще и научное. Помайте, когда-то «Пионерская правда» писала, что ребята исследовали малые реки?.. Сколько раз мы бывали в этих местах! Разные пионерпоходы и все такое… А кто из нас хоть раз исследовал, как течет река Уклейка от этих мест до города? Никто.

Скоро мы вошли в лес и зашагали по краю дороги.

До войны я часто бывал здесь с ребятами. Тогда это был веселый, спокойный лесок, такой уютный и знакомый, как комната в своем доме. Здесь среди густых неподвижных елей было много полянок, где мы строили шалаши, играя в следопытов; здесь были заросли молодых березок, которые даже в дождь казались освещенными солнцем, и здесь всюду была такая густая, мягкая трава, что на ней мы кувыркались и боролись, как на матраце.

А теперь я шел и не узнавал леса. Вместо молодых березок торчали над землей какие-то колья без веток, без листьев — их начисто срезали снаряды и пулеметный огонь. Одни елки лежали на земле с бурой хвоей, с перебитыми стволами; другие, такие же бурые, навалились на соседей. А те, что не упали, стояли теперь изуродованные, с надломленными ветками, висящими беспомощно, словно отсохшие руки. Всюду земля была изрыта воронками, вокруг которых валялись комья глины и масса развороченных корней. Часто мы видели в траве то оторванный немецкий погон, то какой-то ремешок, то консервную банку, то стреляные гильзы.

У меня стало грустно и тревожно на душе. Притихли и остальные ребята, хмуро поглядывая по сторонам.

Так шли мы около часа. Наконец Тимоша остановился и сказал:

— Здесь!

Мы огляделись. Прямо перед нами была тихая узкая речка, в которой отражались облака и верхушки сосен. Дорога уходила вдоль берега вправо. Слева, метрах в пятидесяти от дороги, громоздился противотанковый завал. Большие сосны были надпилены на высоте метров трех от земли и свалены в одну сторону верхушками. Их огромные засохшие ветки придавили кусты и молодые деревца, и те росли вкривь и вкось, помятые, согнутые, но все же зеленые, живые. Над всей этой мешаниной из веток, стволов и засохших игл возвышались редкие неспиленные сосны.

Тимоша вертелся перед нами, очень довольный:

— Ну, что я вам говорил? А? Хватит здесь бревен? А? Хватит?

— М-да, — сказал Оська. — Это, кажется, то, что нам нужно.

Все хвалили завснаба. Только Яша, жуя травинку, проворчал:

— Семь потов сойдет, пока мы хоть одну лесину отсюда вытащим.

— Что ж, что семь потов! — сказал Оська. — На то и трудности, чтоб их преодолевать. Пошли!

Мы шагнули было к завалу, но вдруг Андрей закричал:

— Стойте! Послушайте!..

Все остановились. Андрей заговорил почему-то шопотом, все время озираясь по сторонам:

— Ребята! А знаете, что я вам скажу? А что, если перед завалом еще остались мины? А?.. Что тогда?

Яша почесал затылок.

— Чорт! Верно!.. — Он посмотрел на Тимошку. — Эй, завснаб! Ты, говоришь, здесь бывал?

— Нет, ребята! Не бойтесь. Я здесь с дядей Мишей проезжал и видел, как люди какие-то ходили.

— Военные? Гражданские?

— Не разглядел. Темно было. Только знаю, что ходили.

Мы задумались. Мы знали, что завалы почти всегда бывают минированы.

— Не бойтесь, ребята! — успокаивал Тимошка. — Если гражданские ходили, значит уже разминировано было. А если военные, саперы, значит тоже все уже разминировали.

— Может, все разминировали, а может, и не успели еще, — сказал Толя.

— Тут и бревен не захочешь! — сказал Мишка Арбузов. — Руки-ноги дороже.

Оська рассердился:

— Что ж, по-твоему, бросить все и бежать домой?

— Бросить не бросить, а лететь вверх тормашками тоже не очень приятно.

Мы долго топтались на дороге. Оська в раздумье прохаживался вперед и назад. Вдруг Тимошка сказал:

— Ося! Знаешь, что я предлагаю? Давай я вперед пойду. А вы — по моим следам. Взорвусь — значит, погиб за общественное дело, а не взорвусь — значит, все в порядке.

— Нет, — сказал Оська, — я придумал простой и прекрасный выход: мы бросим жребий, кому итти вперед.