Невидимая битва

В восемнадцатом сожжении – шесть человек.

Два мальчика в двенадцатилетнем возрасте.

Дочь д-ра Юнге.

Девушка лет пятнадцати.

Чужая женщина.

…

В двадцатом сожжении – шесть человек.

Дитя Гебела, самая красивая девушка в Вюрцбурге.

Два мальчика, каждому по двенадцать лет.

Маленькая дочь Степпера.

В двадцать первом сожжении – шесть человек.

Мальчик четырнадцати лет.

Маленький сын сенатора Штолценбергера.

Два питомца школы…

И так далее – "Чужой мальчик… Два мальчика в больнице. Богатый бондарь… Маленькая дочь Валкенбергера. Маленький сын пристава городского совета… Чужой мальчик. Чужая женщина… Еще мальчик… Младенец, дочь д-ра Шютца [168]…"

Вообще, интересно понять, что происходило в душе взрослых людей, одетых в облачения священнослужителей, с серьезным видом приказывавших привязывать к столбу костра маленьких школьников.

Вот этот дядя сурово смотрит, как плачущего мальчика, не понимающего, в чем он согрешил перед всемилосердным, подводят к столбу, крепко привязывают веревками. Где-то на соседней улице слышен истошный крик его матери, запертой за крепкими замками и тоже приговоренной к костру. Ей уже все равно, что будет с ней. Сейчас привязывают к столбу костра ее единственного маленького, дорогого… Она ничего не может сделать, только биться об камни и проклинать божество, которое создало этот проклятый мир.

Дядя в облачении святого служителя церкви сурово смотрит на маленького еретика. Как его руки прижимают к столбу и крепко затягивают на нем большие узлы толстой веревки. Как обкладывают дровами, хворостом. Остается только зачитать приговор и дать знак палачам. Маленький будет корчиться в языках пламени и кашлять от дыма. Еретик будет страдать так, как того заслужил, или так, как того заслужила его мать, которую скоро притащат к такому же столбу. Бог их там разберет сам, кто из них в чем виноват…

Может быть, списки сотен и тысяч не пробуждают в нас человечность и сострадание, а наоборот – притупляют наши чувства, и мы с трудом воспринимаем то, что происходило тогда?

Как привязывали к столбу младенца, дочь доктора Шютца? Или ее держала на руках женщина из того же сожжения? Прижимала она ее к себе крепче и крепче, когда горели уже ее ноги, или выпустила из рук, сжавшись от боли и повиснув на веревках? ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›

Неужели все-таки император Юлиан был прав?

А может быть, пример Симона де Турнэ показал в миниатюре то, что происходит с обществом, когда духовная власть отдается в руки тех, кто считают рассуждение об истине игрой слов, упражнением красноречия и всего лишь средством к завладению умами и душами?

Теологические интеллектуальные эксперименты привели Европу к странному духовному состоянию, когда цивилизация спокойно смотрела на конвейер оптового человекоубийства и постепенно привыкала ко все большим и большим жертвам, приносимым божеству.

Семь богов

Одною из наиболее характерных черт наших Священных Писаний является рассчитанная осторожность, применявшаяся в обнародовании тайн, менее непосредственно полезных спасению.

Де Мирвилль, "Пневматология Духов", т. 2

Церковная магия В книге профессора Дрэпера "Конфликт между Религией и Наукой" мы читаем, как семьи осужденных и сожженных еретиков подвергались полному разорению. Историк Инквизиции Ллоренте подсчитал, что один только инквизитор Торквемада со своими подручными в течение восемнадцати лет сжег на костре 10220 человек. А дальше в рассказе Дрэпера следует странная деталь:

"Изображений человеческих сожжено 6810, наказано иными способами 97321 человек…"

– Сожжено шесть тысяч восемьсот десять человеческих изображений в качестве наказания.

Изображения людей сжигались в качестве их наказания. Что это, опечатка?

Эта цитата напоминает об обрядах колдунов Вуду, калечащих восковые фигурки своих врагов для наслания на них смерти.

В исследовании Генри Чарльза Ли есть сообщения о священнослужителях, использовавших церковные ритуалы для такой магии: