Невидимая битва

Так получается, если иметь в виду, что он всевидящий и всезнающий. А если он не всевидящий и не всезнающий, то тогда он был бы относительным и ограниченным и не мог бы называться Высшим Единым. < Мальцев С. А., 2003 >

Это понимал Августин Блаженный (354–430 гг.), епископ города Гиппона в Северной Африке, один из столпов христианского богословия. Он отстаивал единственный логичный вывод из новой, созданной христианскими теологами религии:

«Бог по Своей вольной воле заранее отобрал определенных людей, независимо от предвиденной веры или добрых деяний, и непоправимо предопределил одарить их вечным счастьем, тогда как других Он таким же образом обрек на вечное осуждение!!». То есть создал некоторых только для того, чтобы они помучились. Правильнее даже сказать так — создал их для того, чтобы они вечно мучились — «независимо от веры или добрых деяний».

Это вывод Августина из его умственных рассуждений о природе Бога. Но каковы были первые его чувства, когда он, обратившись к новой вере, принял христианское крещение? Какие переживания царили в его душе, когда это произошло? Может быть, любовь ко всему человечеству, ко всем детям Бога-Отца?

Свои эмоции, переполнявшие его, он выразил на бумаге так:

«Дивна глубина твоих слов! их внешность, гляди! перед нами, приглашая к малым; и все же в них дивная глубина, о, Боже мой, дивная глубина! Страшно заглядывать в нее; да … благоговейный ужас почитания и дрожь любви. Врагов твоих поэтому ненавижу неистово; о, если бы ты убил их своим обоюдоострым мечом, чтобы они больше не могли быть врагами ему; ибо я так бы хотел, чтобы были они убиты».[167]

Историк церкви Генри Чарльз Ли приводит пример одного интеллектуального эксперимента в области христианской теологии, проведенного богословом Симоном де Турнэ в 1201 году. В те времена очень ценилось умение выводить из любых жизненных фактов и обосновывать с помощью логики главные положения церковной догматики. Ученый доктор богословия Симон де Турнэ особенно в этом преуспел, что демонстрировал на своих лекциях. Однажды с помощью остроумных умозаключений он доказал таинство Святой Троицы. Последовали бурные, продолжительные аплодисменты восхищенной публики. Они вызвали у лектора такой прилив сил и энтузиазма, что он заявил, что может, если бы захотел показать себя нечестивым, разрушить эту теорию еще более убедительными аргументами. После этих слов, как пишет историк, «его тут же разбил паралич и он впал в идиотство».[168]

Видно, сработал какой-то загадочный механизм в душе человека, злоупотреблявшего своими способностями ума.

Несколько веков ушло у создателей церкви на то, чтобы выстрадать в мучительном внутреннем поиске и в борьбе со всем старым языческим обществом новую теорию мироздания. Она обоснована в тысячах томов интеллектуальных экспериментов богословов, закреплена навечно в церковных уложениях и предоставлена проверке временем в течение двух тысяч лет. Заглянем ненадолго в церковную историю, чтобы оценить эволюционную новизну и ценность учения, ради успеха которого растерзали Ипатию.

Воспользуемся историческим исследованием Генри Чарльза Ли, трехтомным собранием фактов из жизни церкви под названием «История инквизиции». Как пишут издатели, «Непревзойденная до сих пор по богатству источников «История инквизиции в средние века» признается даже некоторыми рьяными защитниками святого трибунала как самая широкая, самая глубокая и самая скрупулезная история инквизиции из всех, написанных на эту тему». Особенно высоко этот труд оценен католической критикой за его беспристрастность. Из трех увесистых томов, напечатанных мелким шрифтом и превосходящих по объему «Толковую Библию», из общей картины, которую складывают собой факты, собранные историком, мы возьмем только несколько штрихов. И пару его сдержанных научных выводов. Беспристрастных выводов.

Генри Чарльз Ли, «История инквизиции»: