Невидимая борьба

“В настоящее время ни невинность детей, ни почтенные седины стариков, ни нежность девушек и женщин не щадятся. Если случается что-нибудь — они главные жертвы войны, революции, криминала и других форм насилия. Цивилизация, которая до 1914 года выставляла напоказ свою человечность и гуманизм, в сравнении с извращенной жестокостью и мизантропией Средних веков, выродилась в нечто столь низкое и зверское, что превзошло даже пресловутую жестокость варваров… Нельзя себе представить более полного и трагического крушения.”[1]

Ввиду этих тревожных фактов кажется правильным поставить вопрос: можно ли считать этот трагический процесс прелюдией к новой, светлой эре мира и процветания, или же это признак глубокого духовного крушения, которое вызовет сильную бурю и, если не изменить коренным образом идеологические тенденции и руководство, может привести цивилизацию белого человека к краху, несмотря на все ее достижения?

Размышляя над внутренней природой и причинами великого волнения, выдающийся русский писатель Д. Мережковский сформулировал вопрос: “В чем заключается уникальность нашего времени?” — и сам дал на него ответ: “В борьбе большой религиозной правды с большой религиозной ложью. Сегодня ложь и правда сцепились в такой смертельной схватке, какой не было никогда.”[2]

Анализируя вопрос с иной точки зрения, немецкий писатель и философ Освальд Шпенглер комментирует его следующим образом:

“…Принимаются последние решения, приближается трагедия. Каждая высокая культура есть трагедия. История человечества в целом трагична. Но святотатство и катастрофа Фаустовой цивилизации… такого святотатства не могли себе представить ни Шекспир, ни Эсхил. Творение восстает против своего Творца….”[3]

Описывая современную цивилизацию, Шпенглер неоднократно называет ее “Фаустовой цивилизацией”. Будучи сокращенной до своих основных положений, классическая трагедия Гете может быть представлена следующим образом: Доктор Фауст — образованный человек с высоким уровнем интеллекта и силы воли — заключает договор с дьяволом, чтобы получить господство над людьми и природой. Заполучив таким образом власть, Фауст начинает использовать ее для удовлетворения своих собственных чувственных и интеллектуальных потребностей и для реализации нового честолюбивого, обширного и гуманитарного проекта, который должен был принести счастье миллионам людей.

Внутреннее значение этой великой трагедии безусловно отражает совокупность идей о прогрессе, которые в течение последних десятилетий распространили свое влияние как на отдельных людей, так и на целые их массы, таким образом оправдывая термин Шпенглера “Фаустова цивилизация.” Полная власть над природой и людьми, используемая для прекрасных, гуманитарных целей принимается и приветствуется, в то время как взаимовыгодный договор со злом, по которому эта власть была получена, считается бессмысленно-символичным или полностью игнорируется.

Идея Фауста в некоторой степени является мелкомасштабным повторением того, что записано в Евангелии как история искушения в пустыне, эта история выглядит примерно так:

“И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их… итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое.” От Луки, 4:5–7.

Христос отверг это предложение. Современная цивилизация в лице большинства ее влиятельных деятелей или грубо отвергает Христа, или вежливо не обращает на Него внимания, в то же самое время принимая большей частью те самые принципы и идеи, которые Он подверг осуждению и от которых отказался.

Ввиду этого было бы неплохо рассмотреть некоторые мысли, непосредственно и косвенно вдохновленные историей искушения, записанной в Евангелии.

О столкновении в пустыне рассказывается коротко; на чтение уйдет не более минуты. Можно предположить, что в Евангелии зафиксированы только главные моменты искушения. В Евангелии от Марка, 1:13, мы читаем, “И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною.” В Евангелии от Луки 4:2, мы читаем, “Там сорок дней Он был искушаем от диавола.” Последний текст предшествует описанию трех главных моментов искушения. Поэтому есть веские причины полагать, что искушение, или внутренняя борьба по фундаментальным принципам, продолжалось много дней и имело гораздо больше подробностей.