Невидимая брань

Когда же увидишь, что ум твой утомляется и не может более держаться внутри сердца в умно-сердечной молитве, тогда употребляй и второй к тому способ, а именно позволь ему выйти вне и поиметь простор в божественных и духовных размышлениях и созерцаниях, как тех, кои преподает Священное Писание, так и тех, к которым подает повод и которые внушает творение Божие. Такие духовные размышления, будучи сродны уму по своей тонкости и безвеществию, не причиняют ему одебеления и не заковывают его во внешнем, а напротив, удовлетворив в меру его жажду свободного движения в своей области, содержанием своим располагают его снова скорее возвратиться внутрь сердца, к единению с Богом чрез погружение себя в мысленную память о Нем едином. Почему божественный Максим и говорит, что «одно деяние не может сделать ум бесстрастным, если притом не будет он вдаваться в разные духовные созерцания». Берегись, однако ж, в творениях Божиих, в предметах вещественных и в животных, останавливаться на одной физической их стороне, пока ты еще страстен. Потому что в таком случае ум, не будучи еще свободен от страстного смотрения на чувственные вещи, вместо того чтоб переноситься от них к духовным и невещественным помышлениям, в них кроющимся, будет увлекаться одною внешнею их красотой и показностью и, усладясь ею, может принять ложные о них учения и страстные к ним расположения, по словам св. Максима, как это пострадали столькие и столькие философы-естественники.

Или употреби третий способ для доставления отдохновения и упокоения уму твоему, а именно берись размышлять о таинствах жизни и страданий Господа, т. е. о рождении Его в вертепе, обрезании, постановлении пред Богом в сретение, крещение в Иордане, сорокадневном пощении в пустыне, о проповедании Им Евангелия, о многообразных чудесах, сотворенных Им, о преображении на Фаворе, об омовении ног ученикам и преподании им таинств на вечери, о предании Его, о Его страдании, кресте, погребении, воскресении и вознесении на небо, о многообразных истязаниях мучеников и долголетних строгих подвигах преподобных отцов.

Равным образом можешь ты для сокрушения сердца и возбуждения покаянных чувств помышлять еще о таинстве страшного часа смертного, о потрясающем дне Суда, о разных видах вечных мук, как-то: об океанах огня неугасимого, о мрачных в преисподней затворах, о тартарах мрачных, о червях неусыпающих, о сожительстве с демонами; помышляй также об упокоении и неизреченных радостях праведников, о Царстве Небесном, вечной славе и непрестающем блаженстве, о гласе празднующих, о совершеннейшем единении там с Богом, о всегдашнем сопребывании и сожительстве с ангелами и всеми святыми.

Если ты, брате, нарисуешь на хартии воображения своего такие помышления и представления, то не только избавишься от непотребных воспоминаний и злых помыслов, но стяжешь и великую похвалу в оный день Суда за такой подвиг, как предвещает тебе св. Василий Великий в слове о девстве, говоря, что «Каждый человек, в теле сем живущий, походит на живописца, рисующего какой-нибудь образ в сокровенном месте. Как этот живописец, когда, кончив картину, вынесет ее из сокровенности на выставку, хвалим бывает зрителями, если хороший избрал для нее предмет и нарисовал его хорошо, и, напротив, бывает порицаем, если и предмет избрал дурной, и нарисовал его плохо, так и каждый человек, когда по смерти предстанет на суд Божий, имеет быть похвален и ублажен Богом, ангелами и святыми, если украсил ум свой и свое воображение светлыми, божественными и духовными образами и представлениями, и, напротив, имеет быть посрамлен и осужден, если наполнил свое воображение картинами страстными, срамными и низкими». И св. Григорий Солунский удивление выражает тому, как от воздействия вещей чувственных в душе чрез воображение водворяется или умный свет, доставитель вечно блаженной жизни, или мысленный мрак, ведущий в адскую тьму (греч. «Добротолюбие», с. 969).

Ведай, однако ж, что я не то хочу тебе сказать, чтоб ты всегда занимался этими одними помышлениями, нет, но употребляй их только иногда, пока ум твой, утомившийся держать себя в теснотах сердца, отдохнет. Когда же отдохнет, возвращай его опять в сердце и заставляй держать себя без мечтаний и образов в сердечной памяти о Боге. Ибо как все раковинные и черепокожие животные покой себе не находят нигде, как в своих раковинах, в коих укрываются, как в доме, так и ум, естественно, нигде так не упокоивается, как в храмине сердца и во внутреннем человеке, где, укрываясь, как в крепости, благоуспешно ведет он брань с помыслами, врагами и страстями, там же внутри кроющимися, хотя большая часть людей этого не ведает.