Но пусть ты верно и постоянно идешь путем добродетели, не уклоняясь ни направо, ни налево, не думай, что враг отстанет от тебя. Нет, ты уже слышал, что я привел тебе из св. Иоанна Лествичника, что враг, когда видит, что все его покушения совратить тебя на зло безуспешны, идет потихоньку вслед тебя и ублажает как живущего во всем богоугодно. Вот это и есть последнее его искушение. Отзывается это вражье величание нас самомнением, самочувствием и самодовольством; а от них порождаются тщеславие и гордость, из которых тщеславие съедает всю цену наших дел, если есть какие добрые дела, а гордость делает нас противными Богу. Внимай же и всячески отбивайся от этих вражеских ублажений, не давая им доходить до сердца, а отражая с первого момента, как они коснутся слуха твоей души.
Чтобы не подвергнуться грозящей тебе от того беде, держи всегда свой ум собранным в сердце и будь готов к отражению этих вражеских стрел. Стоя там внутри, как военачальник среди бранного поля, избери удобное для брани место и, укрепив его как следует, не оставляй никогда, но там укрывайся и оттуда воюй. Место это и его укрепление и вооружение – искреннее и глубокое сознание своей ничтожности, что ты и беден, и слеп, и наг, и богат одними немощами, недостатками и неодобрительными делами, неразумными, суетными и грешными. Утвердившись так, никогда не позволяй своему уму выходить из этого укрепления вовне и в особенности воздерживайся от странствования по своим, как тебе кажется, плодоносным полям и садам, т. е. твоим добрым делам. Если будешь держать себя так, стрелы вражеского пагубного ублажения не достанут тебя, а если и упадет к тебе какая, ты тотчас увидишь ее, отразишь и выбросишь вон.
Но как воины, сидя в укреплении, не праздно проводят время, но то упражняются в воинских бранных приемах, то подновляют и усиливают свое укрепление, так делай и ты, укрываясь в сознании своей ничтожности. Именно делай вот что. Ум, как ни держи, все будет отбегать, и не удивительно, что в этих отбеганиях нападет на твои дела, кажущиеся добрыми. Как только нападет он на них, тотчас схватит его враг и поразит самомнением, и притом так, что он охотно станет на сторону врага, воротившись к себе, и тебя станет тянуть туда же. Как только ты это заметишь, позови к себе свой ум и скажи ему: слушай, ум! Толкуешь ты мне: и то хорошо и это не худо. Пусть так; да мне-то что ж из-за этого? Ты ведь собрался хвалить меня. Хорошо, хвали, я слушаю. Но знай, что справедливость требует, чтобы ты хвалил меня только за то, что найдешь во мне и в делах моих собственно моего, а что есть во мне от Бога и от Его благодати, то должно быть благодарно и хвалебно возводимо к источнику своему. Давай же разбирать, что есть у нас с тобой своего и что есть Божие, и Божие будем отлагать на Божию часть, а свое оставлять при себе. Затем, что останется при нас, если только останется, тем и определим свой вес и свое достоинство и за то себя похвалим.
Итак, начнем. Заглянем во время, предшествовавшее нашему существованию: что были мы тогда? Ничто, и ничего не могли сделать, за что бы Источник всякого бытия как воздаяние благоволил даровать нам бытие. Оно – независимый Божий дар нам, Божие нам благодеяние, начало и поприще и всех последующих нам благодеяний безмерной Его благости. Отложим же его на Божию часть. Потом стали мы жить. Как? И сами не знаем. Много прошло лет, что мы с тобой и не знали, что существуем, а существовали; но и когда узнали это, ничего не могли делать для поддержания своей жизни. Другие руки пеклись о нас, и не сами по себе, а по устроению Всеустроителя всякой жизни и бытия. Нас воспитали, обучили, поставили на ноги. Тут ничего не было нашего – и отлагай это в сторону.
Стали мы потом сами жить. Что тут наше? Отделим жизненные силы и средства к существованию, которые вокруг нас. Они не наши – Божий дар.
Божий дар – непосредственное ведение Бога, Божий дар – совесть, Божий дар – жажда небесной жизни. Эти три составляют дух нашей жизни, влекущий нас горе. Ты, ум мой, не мой. Бог мне тебя даровал. Не мои и деятельные во мне силы, воля со своей энергией. Не мое чувство, способное услаждаться жизнью и всем окружающим меня. Не мое тело со всеми своими отправлениями и потребностями, условливающими наше телесное благобытие. Все это даровал Бог. И сам я не свой, а Божий. Дав мне бытие, Бог облек меня сложностью исчисленных сил жизненных и даровал мне сознание и свободу, законоположил, чтобы я правил всем, что есть во мне, сообразно с достоинством каждой части своего бытия. Во всем этом не поводы к самовосхвалению, а побуждения к сознанию великости и тяготы лежащего на нас с тобой долга и к страху ожидающего нас ответа на вопрос: что мы с собой и из себя сделали?