Невидимая горилла, или История о том, как обманчива наша интуиция

Крис решил провести метаанализ, статистическую процедуру, которая заключается в объединении всех доступных данных от всех исследований, посвященных изучаемому вопросу, чтобы найти наиболее точный ответ. Ценность метаанализа легче всего понять по аналогии с классической карнавальной игрой, о которой мы упоминали в главе 3, — угадыванием количества драже в банке. Если большой группе людей нужно совместными усилиями выработать наиболее точную оценку неизвестной величины, то каждый из них должен самостоятельно провести подсчеты. Затем все результаты объединяются и выводится среднее значение. Вероятность того, что оценка каждого отдельного члена группы окажется верной, ничтожно мала, в то время как вероятность того, что она будет слишком высокой или слишком низкой, абсолютно одинакова. Следовательно, если вы рассчитаете среднее значение по всем отдельным результатам, то самые высокие оценки взаимно исключат самые низкие, и в итоге вы получите более точную совокупную оценку[252].

Такой же принцип применяется и в научно-исследовательской деятельности. Любое отдельное исследование может быть подвержено случайным отклонениям и ошибкам, которые искажают результаты и приводят к неточной оценке реально существующего эффекта (в нашем случае роста коэффициента 10, после прослушивания Моцарта). Однако при усреднении результатов нескольких исследований любые случайные ошибки, которые могли привести к завышенной или заниженной оценке эффекта, взаимно исключаются, что позволяет получить более объективную картину. Поскольку метаанализ проводится на основе всех значимых исследований, то отдельные запоминающиеся или широко разрекламированные открытия, вроде первоначальной статьи Роше и Шоу, практически не влияют на его результаты.

После тщательного просмотра научных журналов в поисках экспериментов, схожих с исходным, Крис заметил, что кроме статьи Стила в Psychological Science сообщения обо всех последующих работах публиковались в журналах, которые большинство исследователей никогда не читает, а многие ученые вообще не знают об их существовании. Он написал авторам многих статей с просьбой предоставить дополнительные данные, которые требовались ему для оценки результатов. В общей сложности он обнаружил шестнадцать экспериментов (включая первоначальный), посвященных эффекту Моцарта и обнародованных в рецензируемых научных журналах. Везде использовалась одна и та же соната и участники, слушавшие ее, сравнивались с теми, кто сидел в тишине или слушал инструкции по релаксации (или с обеими группами сразу). Для каждого эксперимента Крис рассчитал разницу в результатах между теми, кто слушал Моцарта, и другими участниками. По сравнению с тишиной музыка Моцарта повышала уровень IQ на 1,4 балла, что в шесть раз ниже прироста, выявленного группой Роше-Шоу. В экспериментах, где соната сравнивалась с инструкциями по релаксации, преимущество Моцарта составило три балла IQ. Эта величина составляет примерно треть от того, что сообщалось в первоначальной статье, однако она в два раза выше, чем при сравнении Моцарта с тишиной. Такому небольшому преимуществу можно найти разумное объяснение: релаксация снижает уровень тревоги и возбуждения, однако безмятежность — не самое лучшее состояние для решения сложных задач из тестов на IQ. Конечно, излишняя тревожность тоже вредна. Здесь важно найти золотую середину. По сравнению с релаксацией тишина оказывает похожий, но более слабый эффект — в отсутствие внешней стимуляции уровень концентрации может снижаться, и человек оказывается хуже готов к выполнению тяжелой умственной работы.

Крис пришел к выводу, что в целом «эффект Моцарта» не имеет ничего общего с положительным влиянием музыки. Это не Моцарт делает вас умнее, а сидение в тишине или релаксация снижает остроту мысли! В этом отношении музыка Моцарта является контрольным условием, которое соответствует обычному уровню умственной стимуляции в повседневной жизни. Тишина и релаксация — это, напротив, экспериментальные условия, которые снижают эффективность когнитивной деятельности. В обоих случаях мы практически не видим эффекта Моцарта, который бы поддавался интерпретации.