Невидимая река

Я последовал за Патриком по коридору до его квартиры, единственным украшением которой были фотографии его друзей, развешанные по стенам. Немного книг, в основном по искусству, проигрыватель, диски с музыкой всевозможных направлений, но больше классики. Он ставит что-то из Стравинского, отчего мне легче не делается.

Июль, десятое число. Я уже больше недели работаю в Обществе защиты природы Америки, зашибаю около ста пятидесяти баксов за вечер, каждый день бываю в центре, покупаю продукты и осторожно пытаюсь подобраться к убийству Виктории Патавасти. Джон, напротив, только и делает, что шастает к пожарной лестнице курить траву, жрет картофельные чипсы, хлещет пиво и развлекается с Эрией, когда та свободна. Меня это уже порядком достало.

— Меня это уже порядком достало, — сказал я Пату.

— Меня тоже. Знаешь, я блефовал в последней партии, у меня было пусто.

— Знаю.

Пат сегодня держится молодцом, день для него благоприятный; правда, с тех пор как мы появились, ему, по его словам, вообще стало лучше. Хуже делается от одиночества: судебный процесс лишил его большинства друзей из пожарной части, а его семья живет в Вайоминге.

Скрипки у Стравинского начали верещать одна на другую, пока Пат накладывал льда в шейкер с мартини. Напиток у него вышел сухой, слишком сухой. Джин «Бомбей сапфир» Пат соединил с экзистенциальным явлением, именуемым вермутом, перед тем как налить его в шейкер. Он достал два стакана, в каждый положил по оливке и попросил меня потрясти шейкер, что я и сделал.

Мы вернулись к пожарному выходу.

— Она милая, правда? — заметил Пат.

— Да, Пат, у нее восхитительное лицо, потрясающие ноги, честно, я ума не приложу, что она нашла в этом остолопе.

— Все это закончится слезами, — предрек Пат, когда мы наклонились вниз посмотреть, как два чувака пытаются избить друг друга до бессознательного состояния в так называемом парке, где не видно ни единого зеленого клочка.

— Это ты про Джона и Эрию? — спросил я, вдруг усомнившись в предмете разговора.

— Да.

— Из-за родителей?

— Она говорит, что ей восемнадцать, а я думаю, она сильно помоложе.

— Ты серьезно?

— Да, вполне.

Мы глотнули мартини.

— А у тебя есть кто-нибудь? — Когда Пат произносил гласные, его щеки вваливались, и он становился похож на скелет.

— Нет. Никого.

— Дома, я имею в виду.

— Еще раз нет. Не могу представить себе постоянные отношения.

— Ты бросаешь или тебя бросают?

— Скорее меня, Пат.

— А ты не считаешь, что это из-за героина?

— Я даже уверен в этом.

Пат посмотрел на меня. Он не собирался читать мне мораль или скорбеть по мне. Он просто указал на очевидное. Опять этот чертов вопрос. И ответ. Мне надо завязать. Пропади он пропадом, этот героин. У меня же нет зависимости. Так какого ж рожна?

— Всем нам чего-то хочется, Пат, — произнес я с запинкой.

— Да, это точно, — согласился он.

— А как у тебя в жизни с этим, Патрик, скрываешь?

— Да нет, у меня был друг. Довольно долго мы с ним жили вместе. Но, естественно, он ушел, как только я заболел.

— Вот дерьмо!

— Это точно, — сказал Пат с отвращением.

Солнце медленно ползет через Колфакс, улица зевает, просыпается, начинает свое обычное шоу. Какие-то парни появляются у домов, женщины ведут за ручку маленьких детишек, дети постарше играют в баскетбол. Пожилые люди беседуют. Из старых здоровых тачек раздаются песни групп «Эн-Даблью-Эй» и «Паблик Энеми», из машин поновее — «Тупак» и «Ноториос Би-Ай-Джи».

Как обычно, дилеры-профессионалы выглядят просто и естественно, новички же миллион раз глянут во все стороны, чтобы узнать, много ли внимания они к себе привлекают. Я потянулся.

— Пат, время уходить, — сказал я.

— Погоди. — Пат провел рукой по своему сухому небритому лицу.

— Рад бы остаться, но уже двенадцать. К часу мне надо быть в центре.

— Не понимаю, зачем ты работаешь на этих правых ублюдков. Открытые горные разработки в национальных лесах, загрязнение воздуха. Весь год засуха, пара снежных буранов, которые не смочили землю, а они рассуждают о «разумном использовании» воды для раскручивания бизнеса!..

Я не смог сдержать улыбку Пата явно это тревожит больше, чем меня. Мне не жалко поспорить за или против пары правил природопользования. Я буду отстаивать любую точку зрения, если мне за это заплатят.

— Пат, мне пора идти.

— Ладно, приятель, — отозвался Пат, и я снова улыбнулся. Пат слегка копирует ольстерский акцент — говорит с нами на родном наречии. И от этого, несмотря на неудачи в расследовании и на то, что мне заказан путь в Белфаст, я чувствую, что кто-то все же нам благодарен, если хочет сделать нам приятное.

Июль в Денвере. Нестерпимо жарко. Сто один градус, как показывает табло на фасаде здания «Девятого канала». Мокрый от пота, я поднимаюсь на лифте в офис ОЗПА. Пат говорит, что в Денвере можно жить пару недель в октябре и пару в апреле. Все остальное время зима и лето. Охотно ему верю.

Умные люди в июле уезжают из города в более прохладные места — типа доменной печи или поверхности Солнца.

Вхожу в офис. Теперь меня здесь любят, мне доверяют.