Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

К лету 2005 г. взаимное разочарование Москвы и Вашингтона тяжким бременем легло на отношения между двумя странами. Администрация Джорджа Буша – младшего считала, что Россия не заинтересована в развитии демократических ценностей и вряд ли в ближайшее время может стать уважаемым членом возглавляемого США международного клуба и надежным младшим партнером США в борьбе с терроризмом. Путин все сильнее склонялся к конфронтации, утверждаясь во мнении, что выстраиваемый американцами международный порядок нарушает законные интересы России и что разрушение этого порядка является ключом к сохранению и расширению пространства российского влияния. Он также полагал, что его позиции достаточно сильны, учитывая беспрецедентное одобрение и поддержку его внешней политики внутри страны. «За пределами России, – подчеркивал я в телеграмме, – Путин видит обширное пространство для маневра в мире, где есть несколько центров силы, включая погрязшие в проблемах Соединенные Штаты; Китай и Индию, набирающие силу, но не представляющие непосредственной угрозы для России, и раздираемый внутренними противоречиями ЕС. После многих лет бесплодных мечтаний о дипломатии великой державы Путин и многие представители российской элиты с радостью попытаются сделать ее серьезной и наступательной»[92].

В воздухе витало ощущение дипломатических осложнений. Ставки были высоки. С самого начала своего срока пребывания в России в качестве посла я настаивал на реалистичной оценке перспектив сотрудничества с путинской Россией, считая его расширение маловероятным, и отстаивал прагматический подход к нашей стратегии. Реализм требовал, чтобы мы согласились с тем, что наши отношения будут не самыми дружескими – в лучшем случае в течение некоторого времени. США пора было избавиться от иллюзий, владевших ими после окончания холодной войны, признать неизбежность существенных расхождений с возрождающейся Россией и начать изыскивать возможности строительства отношений на основе сочетания соперничества и сотрудничества. Прагматизм требовал, чтобы мы четко разграничили зоны наших жизненных интересов; с осторожностью вступали в борьбу в других, менее важных, областях; держали под контролем неизбежные проблемы, сохраняя хладнокровие, и не упускали из виду вопросы, по которым мы все еще могли занимать общую позицию.

Путин, как и любой другой, прекрасно понимал, что в России с избытком хватало узких мест и мертвых зон. Численность населения сокращалась, коррупция росла, ситуация на Северном Кавказе оставалась взрывоопасной. Однако он не собирался использовать период процветания России, начавшийся благодаря росту цен на нефть, для диверсификации и модернизации экономики и развития человеческого капитала. Слишком велик был риск для политического режима и его личной власти. Я пессимистически оценивал возможность изменения его взглядов. В одной из первых телеграмм, отправленных в Вашингтон, я писал: