Мы упорно работали, стремясь усилить экономическую составляющую нашего сотрудничества с Россией и наконец преодолеть торговые противоречия. Подписание двустороннего торгового соглашения сначала планировалось приурочить к открытию саммита «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге в июле 2006 г. Путин, как нам казалось, придавал ему большое значение, что давало нам некоторые преимущества на переговорах, которые продвигались очень медленно. Быстрый прогресс на таких же переговорах с Украиной, результатом которых стало подписание весной 2006 г. двустороннего соглашения и нормализация торговых отношений, только сыпал соль на рану российскому президенту. В секретном письме, отправленном Райс по электронной почте в апреле, я нарисовал мрачную картину: «В ходе переговоров мы достигли точки, после которой их эффективность будет только снижаться. Нежелание российского президента сделать решительный шаг к заключению сделки может привести к тому, что русские быстро, как они это умеют, скатятся назад, в болото реальных и воображаемых обид. К сожалению, в вопросе вступления России в ВТО отношение Путина к американцам становится все более негативным. ‹…› На данном этапе он вполне может выстрелить себе (и России) в ногу, заявив, что Россия вообще не нуждается в ВТО, и США могут подтолкнуть его к этому решению»[95]
.Американо-российские переговоры наконец продвинулись вперед, и в ноябре 2006 г., более чем через 12 лет после их начала, было подписано двустороннее соглашение. Процесс вступления в ВТО и отмены поправки Джексона – Вэника растянулся еще на несколько лет, поскольку Россия была возмущена тем, что ей устроили форменную колоноскопию, требуя в числе прочего пересмотра нескольких сотен законодательных актов и тысячи с лишним международных соглашений. Тем не менее это событие стало единственным серьезным прорывом в наших экономических отношениях за последнее десятилетие.
Кроме того, мы продолжали упорно работать, чтобы увеличить объем двухсторонней торговли и инвестиций. Я провел немало времени с представителями американских деловых кругов – как крупных энергетических компаний, так и среднего бизнеса, – пытающихся найти точку опоры на неустойчивом российском рынке. Бизнес в России был занятием не для слабонервных; один американский топ-менеджер дошел до того, что стал участником своеобразной программы защиты свидетелей, разработанной в его энергетической компании, спасаясь от хищных российских партнеров, пытающихся растащить крупное совместное предприятие. Несмотря на риск, в России были деньги, которые можно было зарабатывать, и новые рынки, которые можно было осваивать, и я активно занимался лоббированием, окучивая самых высокопоставленных кремлевских чиновников, глав регионов и руководителей местных администраций и добиваясь от них установления единых правил игры для американских компаний. С 2005 по 2006 г. объем американских прямых инвестиций в Россию увеличился на 50 %. Вырос и товарооборот между нашими странами.
Самой громкой торговой сделкой стала покупка Россией лайнеров Boeing, в том числе новых Boeing 787 Dreamliner на сумму почти $4 млрд. Глава российского отдела продаж и операций компании Boeing был очень опытным специалистом. Поставки российского титана в США позволили приступить к производству нового, более легкого варианта Boeing 787. В результате в Москве были открыты исследовательские и конструкторские предприятия, на которых было создано приблизительно 1400 рабочих мест для российских инженеров. Этот шаг был умной инвестицией, поскольку способствовал усилению интереса к закупкам в США и служил прекрасной рекламой высокотехнологичных продуктов, которые могла предложить Россия. Эта сделка, официально оформленная в середине 2007 г., стала самой крупной после окончания холодной войны американо-российской сделкой вне энергетического сектора. Она послужила примером для компаний других секторов экономики, желающих тоже попытать счастья в России.