Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

Став президентом, Обама был полон решимости изменить условия американского участия в делах Ближнего Востока. Он не питал иллюзий относительно перспектив полного ухода США из региона – он понимал, что это невозможно. Речь шла о том, чтобы изменить форму нашего присутствия на Ближнем Востоке, об отказе от одностороннего, опирающегося на военную силу подхода его предшественника. Обама хотел полностью вывести войска из Ирака, полагаясь на узконаправленные контртеррористические операции, проводимые с помощью беспилотников и сил специального назначения, а в решении проблем, связанных с ядерной программой Ирана и израильско-палестинским мирным процессом, сделать упор на дипломатию. Он собирался нацелить нашу стратегию на Азию и вплотную заняться целым рядом других неотложных глобальных проблем, таких как нераспространение ядерного оружия и изменение климата, – мы нередко пренебрегали ими или даже способствовали их обострению в течение десятилетия, прошедшего после событий 11 сентября 2001 г. Но теперь «арабская весна» – революционная драма, в которой Египет был только одним из актов, – неумолимо тащила Обаму назад, в охваченный кризисом Ближневосточный регион, требуя его внимания, чего он так надеялся избежать.

* * *

Кажется, британский премьер-министр Гарольд Макмиллан в ответ на вопрос о том, чтó больше всего влияет на политический курс и принятие стратегических решений, ответил: «События, мой мальчик, события». Не знаю, действительно ли он так говорил, но это очень точное замечание. Государственные деятели редко добиваются успеха без стратегического подхода – набора представлений о мире, в котором им приходится действовать, и ясных целей и приоритетов, а также соответствовавших средств и дисциплины, необходимой для соединения всех этих элементов в единое целое и концентрации усилий. Однако помимо этого требуется еще и колоссальная способность к адаптации, умение быстро приспосабливаться к неожиданным поворотам, улаживать проблемы с союзниками и партнерами и сдерживать давних противников. Политики должны контролировать изменения, не позволяя им парализовать свою волю. События, о которых якобы говорил Макмиллан, могут открыть новые перспективы и возможности, но могут и с легкостью нарушить даже самые продуманные и тщательно разработанные стратегические планы. Игра вдолгую имеет ключевое значение, но именно короткие партии – преодоление неожиданных трудностей – отнимают у политиков бóльшую часть времени, и именно они нередко формируют их наследие.

Ближний Восток всегда был сложной площадкой для реализации американской стратегии. К началу революций «арабской весны» численность населения региона возросла почти вдвое по сравнению с началом 1980-х гг., когда я впервые приехал в Амман. Около 60 % населения составляли молодые люди в возрасте до 25 лет. Процесс урбанизации происходил почти с такой же скоростью, как в Азии. Предложение на рынке труда намного превышал спрос, безработица среди молодежи была выше, чем в любой другой части мира. Повсюду процветала коррупция. Среди представителей зарождающегося среднего класса росло недовольство, поскольку плодами экономического роста пользовалась только элита. Почти все арабские режимы были авторитарными, в основном репрессивными, власти почти везде оставались глухи к требованиям населения, касающимся возможности политического участия и совершенствования системы государственного управления. Смена поколений в руководстве ближневосточных государств происходила в течение уже более 10 лет, но надежды на перемены быстро развеивались. Системы образования не соответствовали потребностям молодежи, стремящейся конкурировать в беспощадном мире XXI в., а бесправие женщин отнимало у общества половину его потенциала.

В начале 2011 г. арабские режимы ориентировались в основном на США. «Арабские улицы» же осуждали и основные направления американской политики в регионе – в Ираке, в Палестине, да и везде, и лидеров США, памятуя о крестовых походах и провалах администрации Джорджа Буша – младшего. Однако они привыкли к господствующему положению Америки в своем мире, шизофренически сочетая негодование с надеждой на влияние США. Они постоянно преувеличивали нашу способность влиять на события – как, впрочем, и мы сами.