Тем не менее встреча с Каддафи была обнадеживающей. В течение уже 35 лет этот человек стремился быть в центре внимания, прибегая для этого к вызывающим омерзение выходкам и устраивая фантастические представления. Но теперь он страстно хотел, чтобы США и другие страны Запада начали воспринимать его всерьез. Ливийская политическая система не стала менее дикой, извращенной и уродливой, но появилась надежда на то, что теперь Каддафи будет привлекать к себе внимание менее разрушительными способами.
Тогда, в начале 2005 г., ливийский опыт показал, что с помощью дипломатии можно добиться весьма существенных изменений в политике самых трудных режимов. Разумеется, потребовались и другие рычаги давления, такие как многолетние американские и многосторонние санкции; единая твердая позиция международного сообщества, зафиксированная в резолюциях Совета Безопасности ООН, и реальная угроза применения силы. Сыграло свою роль и установление согласованных и выполнимых целей и обязательств на переговорах по последствиям теракта в Локерби, терроризму и оружию массового поражения, а также добросовестное выполнение нами собственных обязательств и создание за эти годы основы для доверительных отношений. Мы никогда не ставили своей целью свержение режима Каддафи, и ливийский лидер постепенно начинал сознавать, что изменить поведение – в его интересах. Он понимал, что после событий 11 сентября 2001 г. в регионе произошел раскол и было бы большой ошибкой оказаться на «неправильной» стороне. Мы же, в свою очередь, указали ему трудный, но преодолимый путь к практическому искуплению грехов.
Сидя в холодном, продуваемом насквозь шатре посреди пустыни, я отчетливо сознавал, что модель дипломатии, использованная нами в Ливии, меркнет и теряет свою значимость в сравнении с другой моделью, созданной нами за эти же годы, основанной на подходе «сначала стрелять, а потом играть в дипломатические игры» и опробованной в Ираке. Порожденные событиями 11 сентября 2001 г. страхи, желание самоутвердиться, стремление предупреждать угрозы, переоценка своих возможностей и опора в первую очередь на силу вывели нас на тропу войны со всеми вытекающими ужасными последствиями. Сила и дипломатия поменялись местами, и эта инверсия привела к серьезным последствиям, которые еще долго будут давать себя знать, влияя и на ситуацию в регионе, и на роль США на мировой арене.
Когда весной 2001 г. я готовился к возвращению из Аммана в Вашингтон, один мой коллега предупредил, что США будут пытаться что-то сделать на более широком пространстве Ближнего Востока, который «поистине является землей неудачных политических альтернатив». С этим трудно было не согласиться.
С растущим беспокойством я наблюдал за эскалацией насилия в ходе второй интифады. Победа Ариэля Шарона и поражение Эхуда Барака на выборах в феврале 2001 г. явно указывали на то, что фокус внимания Израиля в области восстановления порядка и безопасности будет смещаться от переговоров к применению силы. Ясир Арафат по-прежнему не хотел рисковать и вел двойную игру, маневрируя, чтобы сохранять влияние на бушующие толпы палестинцев на оккупированных территориях. Судя по всему, Шарон и Арафат прочно увязли в упорной войне на истощение. Каждый был убежден, что способен продержаться дольше противника, и оба подталкивали друг друга к противостоянию, которому было не видно конца. В апреле на слушаниях в Сенате перед моим утверждением в должности я попытался честно обрисовать свое видение ситуации: «Сейчас многие израильтяне и палестинцы чувствуют себя в меньшей безопасности, утрачивая надежду и уверенность в возможности установления мира. Результатом является рост возмущения и недоверия, и эти настроения, справедливо или нет, обращаются против США. Многие арабы уверены, что нас не волнуют их проблемы. Хуже того, они считают, что мы настроены по отношению к ним откровенно враждебно»[63]
.Невозможно было не замечать серьезного обострения противоречий между арабским обществом и автократическими вождями в регионе. Как вскоре показали исторические «Доклады о развитии человеческого потенциала в арабских странах», подготовленные в рамках Программы развития ООН, Ближний Восток серьезно отставал от других регионов мира. Совокупный объем ВВП всех арабских государств, общая численность населения которых оставляла примерно 300 млн человек, уступал по объему ВВП Испании, население которой было приблизительно в 10 раз меньше. Половину арабского населения составляли молодые люди в возрасте до 20 лет, что создавало огромный спрос на рабочие места, с которым не справлялись ни система образования, ни рынок труда. Всего 2 % населения региона имели доступ в интернет.